Шрифт:
Закладка:
Эта святость была делом необходимости, хотя и при содействии их собственной воли; но святость, которую они соблюдали после рождества Господа нашего, была делом их свободы. Говоря «доколе», [Писание] и определяет это время необходимости и конец его обозначает. Далее: «в святости жительствовал с Нею, доколе Она родила Первенца». Если это было так, то, по-видимому, должно следовать, что после рождения Иосиф уже не жительствовал с Нею в святости, так как сказано: «доколе». Но «доколе» в этом месте не обозначает какого-либо предела, точно так же, как и в следующем месте: «сказал Господь Господу моему, сиди одесную Меня, доколе положу врагов Твоих под ноги Твои» (Пс. 109:1). В противном случае говорилось бы, что, когда враги будут положены под ноги Его, Он Сам должен будет встать[251].
И далее Ефрем в качестве аргумента против того, что Мария вступила в брак с Иосифом и родила от него детей, ссылается на рассказ о том, как распятый на кресте Иисус вверил Ее любимому ученику. Этого бы не было, если бы у Нее были другие дети:
Если же скажут: вот в Евангелии упоминаются братья Господа нашего, то отвечаю: так как Господь наш передал Марию Иоанну, то этим показал, что как эти ученики не были детьми Марии, так и Иосиф не был ее мужем. Ибо каким образом Тот, Кто сказал: «чти отца твоего и матерь твою», мог бы отделить мать от детей и передать Иоанну?[252]
Рассказывая о событиях, последовавших за рождением Иисуса, Ефрем обнаруживает знакомство с «Протоевангелием Иакова» или преданиями, которые легли в его основу. Как мы помним, в этом апокрифе Захария, отец Иоанна Предтечи, отождествляется с Захарией, сыном Варахиином, убитым между храмом и жертвенником (Мф. 23:35; Лк. 11:51), и рассказывается история его убийства. В том же памятнике говорится, как Елисавета с младенцем Иоанном пыталась найти убежище в горе, спасаясь от преследования Ирода[253]. Все эти предания находят отражение в следующих словах Ефрема:
И потому, как говорят некоторые, убили Захарию, что он охранял Марию в пристройке храмовой, ибо девы те собирались в одной части храма. Другие говорят, что Захария был убит пред алтарем — как сказал Господь (Мф. 23:35), — потому что, когда при избиении младенцев у него потребовали сына, он спас его бегством в пустыню[254].
Слова старца Симеона о том, что Младенец станет «предметом пререканий», и об оружии, которое пройдет душу Девы Марии (Лк. 2:34–35), наводят толкователя на опровержение еретических мнений о Христе: «Ибо некоторые говорили: тело бесстрастное Он принял, другие же говорили: не в истинном теле Он совершил Свое Домостроительство. Иные говорят, что тело Его земное, другие — небесное. Некоторые еще говорят: Он существовал прежде земли, другие же: начало Его было в Марии». Ефрем в связи с этим высказывает любопытное предположение о том, что подобного рода споры начались сразу после рождения Иисуса, потому что «Мария дивилась и о рождестве и о зачатии Его и другим рассказывала, как зачала и почему родила, и некоторые, удивляясь слову Ее, укреплялись, но были и такие, которые сомневались в том»[255].
Старец Симеон с Богородицей (Сретение). Миниатюра Евангелия. XII в. Византия
Следующий сюжет, в котором появляется Дева Мария, это рассказ о браке в Кане Галилейской, где Иисус претворил воду в вино. В своем комментарии Ефрем искусно балансирует между подчеркиванием, с одной стороны, человеческой ограниченности Марии, с другой — Ее полного доверия к Своему Божественному Сыну. Она сказала Ему, что у хозяев дома закончилось вино, потому что «поспешила», но Иисус Своим ответом вразумил Ее. А поскольку Мария думала, что причиной Его чудес служит желание «стяжать Себе славу и честь у толпы иудейской», то сказал Ей, что Его час еще не пришел. «Ибо не по тому расчету, о каком думала Мария, совершил дело, но скорее (потому, что) хотел подавить этот Ее помысел. Впрочем, Мария знала о том чуде, которое Он намерен был совершить… Видела Мария, что вина недоставало, и знала, что не без причины Он пришел на этот брак»[256].
Нередко в своих комментариях Ефрем приводит мнения, по которым не высказывает собственной позиции. Обычно такие мнения вводятся словом «говорят», не указывающим на конкретный источник:
Далее, говорят, что Мария печалилась, так как те, которые праздновали брак, должны были принести вина по поводу Его прихода, и (потому) сказала: «гнушаются Тобой, так как по Твоей вине подпали посмеянию. В позор их ввел, так как [присутствующие] услышат, что Ты пришел, когда у них недостало вина». Говорит Ему: «Сын, вина здесь нет». Говорит Ей Иисус: «что Мне и Тебе, Жено?» (Ин. 2:3–4) Что плохого сказала Мария? Мария, говорят, усомнилась в слове Его, так как сказала: «вина здесь нет»… Пошла Мария, чтобы вместо апостолов стать исполнительницей Его воли, и так как Она не умела ни предугадывать, ни предупреждать Его слово, то остановил Ее, поскольку поспешила[257].
В то же время, «Мария поняла, что Христос намерен был совершить чудо, когда Ей так ответил, видно из слов, сказанных Ею слугам: „все, что скажет вам, сделайте“ (Ин. 2:5)». И Она ожидала, что, когда пожелают пить, а окажется, что вина недостает, тогда и произойдет чудо. И здесь Ефрем переводит внимание читателя с брака в Кане Галилейской на события, которые произойдут в конце евангельской истории:
Так и после победы Его над преисподней, когда Матерь увидела Его, то хотела как Мать обнять Его. И когда Мария даже до креста следовала за Ним, с того дня передал Ее Иоанну, говоря: «Жено, се сын Твой», и ученику: «се, Матерь твоя», — каковыми словами опять запретил Ей приближаться к Нему, так как сказал: отселе Иоанн есть Твой сын[258].
Здесь смешиваются два евангельских эпизода: рассказ о стоянии Девы Марии у креста Иисуса (Ин. 19:26–27) и рассказ о том, как Мария Магдалина хотела прикоснуться к воскресшему Иисусу, а Он сказал ей: «не прикасайся ко Мне» (Ин. 20:11–17). Ефрем отождествляет здесь Марию Магдалину с Марией, Матерью Иисуса. Как мы увидим, в конце своего Толкования на Диатессарон Ефрем повторит ту же теорию.
Завершая рассказ о браке в
