ведут к массовым жертвам среди мирного населения, но и толкают мирных жителей в объятия противника, кричал, что наши ВВС — суперагент для вербовки добровольцев в ряды Вьетконга…

— Видит бог, он был прав! — запальчиво заметил Грант.

— Так знайте же, капитан, что подполковнику Вэну пришлось расстаться с офицерскими погонами и вернуться домой с позором. Только наша забота о чести мундира спасла его от трибунала и еще худшей участи…

— От которой, как мне известно, вы уберегли полковника Уттера, хотя он нарушил приказ о временном запрещении использования газов и удушил ими двадцать пять крестьян.

— Мы умеем наказывать, умеем и награждать. Полковник Уттер отделался порицанием, поскольку мы знаем его как самоотверженного патриота. А вот полковник Тао из АРВН, который гнусно клеветал на нашу доблестную армию, кончил плохо: его застрелили при аресте…

— Как понимать вас? — поднял брови Грант. — Вы угрожаете мне?

— Понимайте, как хотите! — отрубил Фонт.

— Только уважение к воинской субординации, сэр, — тихо, но внятно произнес Грант, — мешает мне продемонстрировать вам несколько приемов карате, которым меня обучили в Брагге. Прощайте!

Грант резко встал и скорым шагом зашагал по деревянным мосткам к палатке.

Фонт догнал его, сошел с мостков, чтобы идти рядом.

— Отложим этот разговор, капитан, — смягчил тон подполковник, увязая в сухом, мелком песке. — Боюсь, что мы слишком поторопились. Вы, капитан, несомненно, страдаете боевым переутомлением. Во время второй мировой мы называли эту болезнь «ананасовым безумием», в Корее — «рисовым безумием». Я сам болел… Это бывает и у «зеленых беретов». Убежден, что вы будете более трезво и оптимистично смотреть на вещи, когда поправитесь, и вдохнете эту трезвость и оптимизм в ваш отчет…

— Можете быть уверены, сэр, что мой отчет останется неизменным, хотя я вовсе не считаю его шедевром. Чувствую, что если буддийский монах проходит восемь этапов к спасению души, то я сделал еще только первый шаг в познании истины.

— Нет, нет! Это все временная потеря боевого духа, крайняя депрессия, мания пораженчества, вызванная чрезмерным перенапряжением… Помню собственный диагноз… Все это ведет к психозам, самострелам, самоубийствам, а также к идейным колебаниям!.. Так, капитан, и доложу полковнику Фолькстааду…

XII

«Пришло время понять, что мы проиграли эту войну».

Из выступления 12 февраля 1968 года по американскому телевидению Эдвина О. Рейшауэра, профессора Гарвардского университета, бывшего посла США в Японии

Через день в госпиталь позвонил сам Фолькстаад из Сайгона.

— Хэлло, Джонни-бой! — весело и фамильярно загудел в трубке медоточивый голос полковника. — Сердечно рад твоему возвращению! От души жаль тех, кто не вернулся, но на то война, не так ли? Я всегда говорил, что каждая могила «зеленого берета» — это плацдарм для новых команд «зеленых беретов»! Признаться, я здорово волновался за тебя! Поздравляю, жму руку! «Семеро против Фив»! «Семь защитников христианства»! Помнишь эту средневековую английскую балладу? Мы проходили ее в Вест-Пойнте. «Фирма» хочет наградить всю вашу великолепную семерку, и «зеленых» и «красных беретов», а тебя сделать национальным героем! Наше представление официально поддержала «Комбайнд Стадиз Групп».

Грант знал, что так называемая «Группа совместных исследований» была вывеской оперативного штаба ЦРУ во Вьетнаме.

— А ты упрямишься, портишь с начальством отношения. Не верю я в выдумку Фонта о твоем «ананасовом безумии». Вчера я говорил с «большой бронзой», защищал тебя с красноречием адвоката, доказывал, что наши «зеленые береты» в ходе операции «Падающий дождь» заткнули за пояс Шепарда, Гленна и прочих наших астронавтов, которые, покрутившись, как подопытные обезьянки, вокруг шарика, торгуют славой, продают свои воспоминания за миллион «Лайфу», гребут деньги лопатой и в складчину строят мотели. Кончай ты это глупое дело с отчетом! Мы все в начале нашей карьеры переступаем через эту перекладину в лестнице, ведущей наверх. Только слепцы и дураки срываются вниз. Ты извини меня, Джонни, но я с тобой, как с сыном. Я ночей не спал, когда тебя разыскивали там наши вертолеты. Разве ты еще не знаешь, что разведчики существуют исключительно для того, чтобы заполнять неизвестные величины в уравнениях, составленных начальством? Факты — это шары в руках жонглера. Подправь слегка свой отчет, Джонни! Ведь — хе-хе! — даже у священного писания, у слова божьего существуют разные редакции. Подумай над этим, мой мальчик! Видишь, как я откровенен с тобой, малыш! Это не цинизм, Джонни, это реализм. И так было с того дня, как Каин кокнул Авеля, — представляешь отчет парня господу богу?

— Выходит, что не собака крутит хвостом, а хвост собакой! — тихо произнес Грант, дрожа от возмущения. — Зачем тогда было посылать нас на смерть?!

— Какая собака? Какой еще хвост? Ты что там мелешь? Пойми, парень, что мы просто можем не дать хода твоей писанине, сунуть ее под сукно, использовать эту бумагу самым что ни на есть прозаическим образом! Достаточно ли ясно я говорю, малыш? Или я поручу Клифу Шерману написать отчет, раз ты действительно страдаешь «ананасовым безумием». Скажи, ради бога, какая муха тебя укусила?!

— Я не верю в спасительную ложь, сэр, в конъюнктурную ложь, в пропагандистскую ложь. «В мор нажрутся, на войне налгутся». Или: «Стрельба прошла, похвальба пошла». Так, что ли? Я не могу врать, не хочу, чтобы мой отчет кого-то обнадежил. Начнут пачками бросать людей на смерть, «Падающий дождь» превратится в дождь крови, и кровь эта будет на моей совести. Разве вам нужны уже самураи-камикадзе? Поверьте, полковник, обречена не только вся эта операция… Мой прадед воевал на стороне северян против южан, а мы сейчас воюем на стороне Юга против Севера!..

— Прикуси язык, Грант, — скрипуче и резко, так, что взвизгнула мембрана в телефонной трубке, приказал полковник Фолькстаад. — Под суд захотел? Хочешь, чтобы у тебя под бой барабанов сорвали погоны на плацу Форт-Брагга? Хочешь, чтобы тебя уволили с позором из армии, без права на пособие, пенсию и льготы? Хочешь угодить в военную тюрьму Форт-Ливенуорта?!

— Сэр! Я готов ответить за любую строку, любое слово своего отчета! — непоколебимо ответил Грант, сжимая трубку вспотевшей рукой.

Грант отлично понимал, что угрозы полковника Фолькстаада не пустая болтовня. Полковник нагнал на него страху: позорное увольнение, военно-полевой суд, Форт-Ливенуорт — все это не шутки. И все же Грант не собирался сдаваться.

Вечером к нему пожаловал посетитель. Выйдя по зову сестры из палатки, Грант увидел похожего на капитана Шина миниатюрного щеголя в красном берете, с тремя серебряными пуговицами полковника АРВН на погончиках.

— Мы хотели бы заручиться вашей поддержкой, сэр! — на скверном английском языке заговорил, козырнув, этот неожиданный гость. — Как нам стало известно, ваш друг — наш храбрый капитан Тон