условий по сравнению с крошечной ячейкой в хрущевке [Кирилин 2004]. То, что переезд на окраину Москвы полностью меняет жизненный уклад семьи, в расчет не принималось. В районах хрущевской застройки, существующих свыше 50 лет, хорошо развиты общественный транспорт и социальная инфраструктура, в том числе школы и поликлиники. Люди давно проторили тут повседневные маршруты, обзавелись друзьями; они стали частью этого места. Квартиры в новых жилых высотках «на выселках» во многих отношениях действительно превосходили прежние, но районы, в которых расположены эти дома, были плохо приспособлены для пешеходов. Автобусных и троллейбусных линий там насчитывалось довольно мало, станции метро были разбросаны далеко друг от друга, трамваи отсутствовали. Переезд на периферию делал практически неизбежным приобретение автомобиля. А значит, на дорогу теперь приходилось тратить гораздо больше времени.

Возможно, властям это казалось нелогичным, но жильцы часто сопротивлялись переселению вопреки всем преимуществам [Кирилин 2004]. Противодействие не остановило осуществление программы, но люди добились одной значительной уступки.

Принудительный переезд в отдаленные районы был отменен. Лица, вынужденные переселяться в другие дома, имеют право получить новые квартиры в микрорайоне прежнего проживания, за исключением жителей Центрального и Зеленоградского АО [Домнин 2005].

Бутово!

Иногда под снос предназначали и другие типы домов. Именно конфликт из-за загородных домов привел к крупнейшим политическим последствиям, которые продолжают ощущаться по сей день. Весной 2006 года городские власти приступили к реализации плана строительства нового жилого района в южном предместье Москвы, на территории небольшого поселка, включенного в состав мегаполиса[56]. Несмотря на то что этот район Южного Бутова являлся частью столицы, он представлял собой классическую русскую деревню с отдельно стоящими обветшалыми деревянными домами, большими огородами и плодовыми садами. Город предлагал местным жителям денежную компенсацию плюс современные квартиры в новых бетонных высотках в том же районе. Некоторые согласились, но многие отказались. 19 июня судебные приставы и ОМОН (отряд милиции особого назначения) предприняли попытку выселить из частного жилого дома семью Прокофьевых: мать и ее несовершеннолетнего сына. На защиту Прокофьевых встали другие жители, но милиция под прицелами телекамер, в том числе государственных каналов, применила дубинки. Эти кадры шокировали зрителей всей страны [Abdullaev 2006; Волков 2006].

Ил. 7.1. Бутово – 2006: «Закон один для всех», «Сила – не аргумент», «Это наша земля!»

В ответ на невыигрышную огласку дела в СМИ Лужков опрометчиво обвинил Прокофьевых и других бутовцев в «жлобстве» [Юлия Прокофьева 2006; Стенин 2006]. Попутно мэр напустился на своих политических оппонентов, как городского, так и федерального уровня, принявших участие в «бутовской» полемике [Лужков 2007]. Однако участие политиков в подобном деле нельзя назвать абсолютно беспрецедентным. Как говорилось выше, еще летом 2004 года московские лидеры либеральной оппозиционной партии «Яблоко» создали Комитет защиты москвичей, который, по их подсчетам, мог объединить около 200 общественных групп, образовавшихся в ходе протестов против различных аспектов редевелопмента [Yabloko 2004]. Московский лидер «Яблока» С. С. Митрохин пришел на помощь протестующим бутовцам, как и А. Г. Кучерена – видный член Общественной палаты, федерального органа, созданного Путиным для надзора за органами власти [Петренко 2007а; Robertson 2011: 193-194, 215-216; Стенин 2006]. К делу подключилась и партия «Справедливая Россия» [Справедливая 2007]. Депутат Госдумы А. Е. Лебедев, в прошлом кандидат в мэры Москвы, попытался создать «кризисный центр». Бутовцам аплодировал даже В. Ю. Сурков, заместитель главы администрации Путина, наиболее известный как идеолог концепции «суверенной демократии» и создатель прокремлевской молодежной организации «Наши» [Lebedev 2006].

Участие Суркова и освещение событий на прогосударственных телеканалах, благожелательно настроенных к протестующим, свидетельствуют о том, что Кремль воспользовался ситуацией, чтобы подорвать позиции Лужкова, если не инициировать его свержение. Данный инцидент подтверждает точку зрения Г. Робертсона, что «протест на местах в значительной степени выстраивается государственной элитой, даже когда исходные источники недовольства носят преимущественно местный характер» [Robertson 2001:123]. Однако в данном случае недовольство оказалось повсеместным.

Главной причиной того, что данный конфликт стал переломной вехой, явилось вовсе не участие политиков. Бутово задело за живое российскую общественность. Опрос, проведенный 6 июля Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ), показал, что жителей Бутова поддерживают 67% граждан России и еще больше москвичей – 75%. Хотя 66% опрошенных россиян сочли, что все спорные ситуации должны решаться мирным путем, 29% высказали мнение, что за людьми должно сохраняться право на протест – даже такими радикальными средствами, как захват помещений и перекрытие транспортных путей. И только 9% опрошенных оправдали московские власти, применившие силу против протестующих [В конфликте 2006].

Точечная застройка

Быстро распространился родственный тип местной оппозиции – противодействие проектам так называемой точечной (уплотнительной) застройки. На первый взгляд оно кажется просто московской версией такого общемирового явления, как НИМБИ. Однако после Бутова разрозненные протесты превратились в нечто более серьезное: движение за право горожан на город. Бутово дало этим местным выступлениям не только лозунг, но и чрезвычайно важный урок: лучшие шансы на успех дает привлечение СМИ. По этой причине сопротивление становилось все более драматичным, а иногда и насильственным.

По существу, в данном конфликте противопоставляются право собственности, которым обладает город, и право пожизненного пользования, которое есть у населения. Формально позиция города заключалась в том, что жители не могут участвовать в принятии решений по поводу нового строительства, которое затевается прямо под их окнами. Тем не менее люди зачастую полагают, что территория вокруг их домов «принадлежит» им. Здесь расположены детские площадки, прогулочные зоны, парковки, места тусовок подростков, скамейки для пенсионеров. Если учесть тесноту большинства московских квартир и продолжительность зим, эти общественные пространства крайне необходимы для поддержания достойного качества жизни.

После Бутова изменился способ проведения местных протестов, а также их политическое значение. Само название – Бутово – впоследствии стало нарицательным и было понятно без дополнительных пояснений [Макеева 2007; Толстошеева 2007; Застройщик 2007]. В конце лета 2006 года жители престижного исторического района Остоженка создали получившую широкую известность общественную организацию «Оставьте нас в покое!» [Кишковски 2006]. Данное требование стало частью риторики протестных инициативных групп [Резник 20096] и получило распространение в дальнейшем [Резник 2014в]. По примеру прочих эта организация создала свой сайт, который помог привлечь внимание других групп [Горланова 2006]. В митинге на площади у станции метро «Кропоткинская» (названной в честь географа-анархиста П. А. Кропоткина!), в тени большого памятника Ф. Энгельсу приняли участие 500 человек, многие – из других районов с аналогичными проблемами [Вермишева, Петренко 2006].

В июле 2007 года около 100 местных жителей вышли на митинг в Кунцеве, чтобы физически воспрепятствовать строительству