— Чего? — Опешила бабушка.

— Я говорю, из унитазов не вытекает на пол то, что не тонет? И как у вас с противопожарной безопасностью обстоит тревожная обстановка? Почему веник в неположенном месте? — Выдал я скороговоркой.

— Нормально веник стоит, — обиделась вахтерша. — Чего привязались?

— Мы из вневедомственной охраны социалистического порядка, — продолжил я наседать. — Московские артисты сейчас где?

— Балерины из соседнего Мариинского театра жалуется на шум и сквернословия, — включился в игру юный гений прорыва. — Невозможно репетировать. Уши вянут и музыкальный слух портится.

— Да вопрос с «Таганкой» теперь взят на строжайший контроль комитетом ВЛКСМ, — еле сдерживая смех, продолжил я. — Так, где московские театральные хулиганы?

— Да где ж им быть, лешим?! — Хлопнула кулаком по столу бдительная бабушка вахтерша. — Вот там по коридору пройдёте, увидите, в гримёрке сидят с утра пьют и курят! А я сразу директору сказал, тюрьма по ним плачет! А ещё артисты.

— Сигнал принят, — сообщил я старушке и кивнул «Малышу» показывая, что дуй за мной.

В бедной артистической гримёрке, которая кого только не видела за свой многолетний срок, можно было смело на сигаретный «коромыслом» дым сигарет без ментола повесить топор. Я в первые секунды даже не смог рассмотреть, где среди весёлой компании сидит сам Владимир Высоцкий.

— Товарищ Жеглов, Глеб Егорыч! — Гаркнул я. — О, Атос, привет. — Поздоровался я с Вениамином Смеховым. — Бумбараш, здорово. — Я хлопнул по плечу Валерия Золотухина. — Глеб Егорыч, мать твою, отзовитесь! Промокаш… то есть Ваня Бортник, где Жеглов-то? Чё у вас в театре за бардак?

— Вы товарищ кого ищете? — Встал с ножом в руке безусый и сейчас малоузнаваемый Леонид Филатов. — Дверью ошиблись, али ещё чем?

— Кто вы такой, в конце концов! — Взвизгнули немного нервные артистки театра.

— Служба у Федота — рыбалка да охота. Царю — дичь да рыба, Федоту — спасибо. Гостей во дворце — как семян в огурце. — Я прочитал несколько строчек из «Федота-Стрельца», пытаясь рассмотреть, где же наша всесоюзная знаменитость и легендарный автор исполнитель всеми любимых песен.

— Постойте, — пророкотал характерным голосом с хрипотцой Высоцкий, который оказывается всё это время, стоял у открытого окна и курил наружу, не загрязняя воздух этой прокуренной тесной гримёрки. — Это же хоккеисты: Иван Тафгаев и Борис Александров собственной персоной. Олимпийские чемпионы и чемпионы мира.

— И чемпионы СССР, — пробухтел «Малыш». — А вас товарищ Высоцкий я попрошу с вещами на выход.

— Шутка. — Я чуть не упал от такой наглости моего юного друга. — Вас Владимир Семёнович хоккеисты приглашают на творческую встречу, дабы скрепить союз клюшки и лиры скромной символической денежной премией в пределах полёта вашей поэтической фантазии.

— Это, наверное, получится очень дорого, так как моя фантазия не имеет границ. — Высоцкий развёл руки в стороны и улыбнулся, как на сцене.

— Кому-то супчик жидковат, а кому-то унитаз золотой маловат! — Брякнул «Малыш».

— Да, Глеб Его…, то есть Владимир Семёнович, — поддакнул я. — По дороге обговорим границы полёта поэтической фантазии. Сейчас время деньги!

Когда через три минуты Высоцкий в сопровождении меня и Бори Александрова проходил мимо вахты, бдительная бабушка хлопнула в ладоши и крикнула нам в след:

— Скрутили-таки одного антисоветчика! Молодцы! Так держать комсомольцы!

— Мы ещё вернёмся, — хмыкнул «Малыш». — Вы нам всех перепишите.

— Постойте! — Внезапно следом за нами выбежал Леонид Филатов. — Постойте! — Ещё раз крикнул он, догнав нас уже на улице. — А вот эти стихи: Служба у Федота — рыбалка да охота. Царю — дичь да щука.

— Рыба, — подсказал я. — Федоту — спасибо.

— Леня отстань от людей, нам надо перед творческой встречей с мыслями собраться, — сплюнул на раскалённый асфальт Владимир Семенович, пока «Малыш» тормозил все машины подряд.

— Семёныч, ну дай я спрошу! — Филатов так разнервничался, что у него стали подрагивать руки. — Кто автор-то?!

— Потом с вашим автором разберёмся! — Крикнул Борис, остановив частника. — У нас самолёт с минуты на минуту полетит «Михаил Светлов» цигель цигель, мать твою!

— Леня я ещё раз повторяю, отстань! — Прорычал Высоцкий, укладывая на заднее сиденье машины гитару.

— Гостей во дворце — как семян в огурце. Один из Швеции, другой из Греции, третий с Гавай — и всем жрать подавай! А дальше товарищ Филатов сам сочиняй! — Гаркнул я, уже усаживаясь в автомобиль «Москвич». — Гони шеф в аэропорт, два счётчика!

* * *

В Город Горький мы прилетели около трёх часов ночи для тех, кто ещё не ложился, или трёх часов утра для тех, кто только что встал на свою трудовую вахту. Для водителя же такси, который вместе с родственниками и близкими прилетевших пассажиров из Ленинграда дежурил на выходе из зала приёма багажа, эти три часа — были просто обычными тремя часами.

— Кому такси! — Скромно, но с достоинством спрашивал каждого встречного поперечного «водила». — Кому такси до города! — Внезапно он увидел мою здоровенную фигуру, которая возвышалась над выходящими пассажирами, криво усмехнулся и заголоси. — Тафгай! Иван Иваныч! Какими судьбами опять к нам? Садитесь, домчу вас с ветерком! Ой! «Малыш»! Боря Александров, и вы к нам! — Увидел он моего партнёра по тройке нападения. — Ей Богу кому скажу, никто не поверит, кого сегодня встре…

Дальше взгляд таксиста упал на Владимира Высоцкого, который в чёрных очках показался из-за моей могучей спины.

— Не поверит никто, — забубнил он, при этом мелко перекрестился и затрясся, как будто стал свидетелем воскрешения Иисуса Христа.

— Тихо, тихо, пока весь аэропорт не сбежался, — зашептал я. — Поехали быстрее в гостиницу «Волна». Это не настоящий Высоцкий, двойник.

— Артиста загримировали, — хмыкнул «Малыш». — Только никому ни слова.

— Бесплатно домчу, — не поверил нам «водила».

* * *

Владимир Семёнович Высоцкий, когда узнал, что мы везём его не на встречу с творчески настроенными хоккеистами сборной СССР, а на банальную запись магнитофонного альбома, очень сильно на нас обиделся и не разговаривал вплоть до того момента, когда мы к 10.30 прибыли в ДК Горьковского автозавода. Во-первых, поэт сменил гнев на милость, когда мы договорились о цене за запись альбома, ведь на эти деньги можно было купить «Волгу» по гос. цене. А во-вторых, когда Высоцкий увидел, что для записи пригласили почти тридцать разных музыкантов, он в прямом смысле слова остолбенел.

— Это кто? — Были первые слова поэта на земле гостеприимного города Горького.

— Ансамбль! — Гордо брякнул «Малыш». — Фирма ерунды всякой не вяжет.

— Это Владимир Семёнович сессионные музыканты, чтобы сделать альбом для будущих поколений в хорошем высоком качестве. — Сказал я, ища глазами криминального авторитета Заранко, чтобы он мне объяснил, какого лешего нагнали такую кучу народа? — Вы идите в студию, я сейчас с этим всем разберусь.

— Шустрые