Шрифт:
Закладка:
-- Я вот, например, хожу к старому тинку Галусу, – важно объявил провожатый, а потом со вздохом добавил: -- Он такие деньги за нас запрашивает, что – у-у-у! По пять медяшек за день с каждого ученика! Это ж какие деньжища гребет старый сквалыга! – он явно повторял то, что слышал от родителей.
Девочек, худо-бедно учат их матери.
-- Конечно, кто совсем на окраине живет, у тех таких средствов нету, – важно рассуждал Миттон.
Поскольку Оскар пообещал еще одну медяшку лично ему в руки, то пацан старался держать себя авантажно, но в то же время вежливо, чтобы не обидеть богатых мормышников.
Вообще, в его словах проскальзывало сильное презрение ко всем, кто беднее. Его разрывало от чувства собственной значимости и важности и желания таки получить эту монетку, потому периодически, ляпнув что-то невежливое или пренебрежительное, он ойкал, извинялся и солидно добавлял:
-- Разумеется, присутствующих это не касается.
-- Разумеется. – каждый раз торжественно подтверждал Оскар.
Тинка Налия, выслушав стрекот своего племянника, осмотрела нас с любопытством. Но, помня о том, что мы пришли за покупками, была достаточно любезна. Товары в ее лавке действительно отличались от тех, что предлагали нам раньше.
Я выбрала себе светло-серую юбку-миди из довольно плотной ткани с добавлением шелка. Эту ткань очень нахваливала сама торговка, говоря, что ей сносу не будет. К юбке подобрала две блузы достаточно простого покроя и тоже однотонные.
Смотрелись они чуть скучновато, но я, как практически любая женщина родом из СССР, решила: что-нибудь придумаю. Зато они из хорошей ткани и, в силу своей однотонности, примут любую отделку, будь то бусы или шарфик, брошка или вышивка.
Больше всего меня смущало отсутствие нижнего белья. Но Миттон, крутившийся вокруг нас и намекавший собственной тетке на вознаграждение, согласился провести нас по всем лавкам, по которым нам еще понадобится.
-- Разумеется, за отдельное вознаграждение. – строго сказал он.
-- Разумеется. – с улыбкой подтвердил Оскар.
За все это великолепие Оскар отдал две серебрушки. Я заволновалась, все же денег у нас не так и много.
-- Оскар, ты уверен, что нам на все хватит, еще же с учителем договариваться.
Чуть мрачновато, как о неприятном, он буркнул:
-- Нам хватит. Утром, когда я ходил к морю… Ну, сказать, что на работу не выйду, раздали долю за ночной рейд.
-- В смысле…
-- Да, за то самое.
-- Не то, что бы я лезла в твой карман… Но если там хватит денег, может быть мы переоденем и тебя? Ты же помнишь – по одежке встречают…
Оскар вздохнул и ответил:
-- Пожалуй – да. У нас сейчас всего – восемнадцать серебрушек. Я думаю, надо оставить три-четыре Олле. На еду, просто, чтобы она отдохнула от работы. Кроме того, через день принесут еще деньги за прошлую седмицу, за рыбу. Если оплатят, как в прошлый раз, будет еще четыре серебрухи.
-- Отлично. Еще две с медью есть у меня – мы нашли их с Оллой. Только учти в таком виде, -- я подняла в руках аккуратный сверток с одеждой, – мы не сможем ходить в Мормышках. Это сразу вызовет нездоровое любопытство. Поэтому нам нужна сумка или мешок, а уж переодеваться будем в городе.
-- Договорились.
Довел нас Миттон быстро, лавка и правда находилась недалеко. Оба, и Оскар, и провожатый, остались дожидаться меня на улице, а внутри, в прохладном каменном помещении с белеными стенами сидела пожилая тетушка, и быстро-быстро мелькая поблескивающим крючком, вязала кружевную ленту.
Бельевая лавка несколько удивила меня. Для простонародья, всяких там цветочниц и лавочниц, предлагалось достаточно удобное белье. Совсем не такое кошмарное, как носили всевозможные попаданки в романах о средневековье.
Никаких тебе панталон с разрезом на интимном месте, никаких корсетов. Что-то напоминающее шортики, даже с ластовицей и самые обыкновенные лифчики, только с очень широкими лямками и шнуровкой вместо застежки. Ну, оно и понятно – эластичных тянущихся тканей, резинок и кружев здесь еще не было, а тонкие лямки будут впиваться в тело. А так, подтянув шнуровку, можно было подогнать вещь на себя.
Ценовой диапазон даже в этой лавочке меня удивил. Самое простое белье было нам вполне по карману, но продавалось несколько весьма богатых моделей, украшенных ручной вышивкой, тончайшим кружевом и даже золотом. Цена у них, конечно, была аховая.
Я выбрала обычный белый батист, и здесь же, с разрешения хозяйки переоделась. Пожилая женщина одобрительно окинула меня взглядом, принесла небольшую влажную тряпочку и посоветовала:
-- Дитя, протрите туфли от пыли. Девушка всегда должна выглядеть прилично, – нравоучительно добавила она.
Зеркало в лавке было, не слишком роскошное, в простой деревянной раме, но чистое и во весь рост. Я покрутилась влево-вправо, глядя, как колыхнулись мягкие складки юбки и со вздохом сказала:
-- Пожалуй, к этой одежде нужно придумать что-то для волос.
Хозяйка одобрительно покивала головой:
-- Да-да, обязательно. В конце улицы есть лавка хромого Кира. Иногда там попадаются достойные вещи. Я, например, в прошлом месяце купила там прекрасное колечко для своей племянницы. – похвасталась она.
Возможно, я бы обошлась куском ленты, просто собрав волосы в хвост, но первое, что сказал Миттон, когда я вышла под яркие лучи солнца на крыльцо лавки:
-- Ого! Вы прямо как приличная! Только не нарядная. – затем, поняв, что ляпнул что-то неловкое, он вновь добавил: -- Разумеется, присутствующих это не касается.
Оскар засмеялся, а меня, честно признаться, все больше раздражал этот повсеместный городской снобизм. Даже из ребенка он прет со страшной силой.
-- Пожалуй, мальчишка прав. Тебе нужно какую-нибудь женскую фигню. Ну, там брошку, или что вы там еще носите.
-- Если так, то уж лучше тогда заколки для волос. Заметь, с распущенными почти никто не ходит.
Шпильки я выбрала самые простые – обычные медяшки. Взяла с запасом, сразу полтора десятка, а потом долго колебалась, что взять – узкую элегантную брошку из серебра с тремя подвешенными чуть кривоватыми жемчужинками-каплями или, все же небольшое колечко с красным кабошоном.
Выбрала в итоге брошку. Руки у меня, надо сказать, хоть и стали приходить в норму, как только я прекратила работу в прачечной, но все же от идеала еще очень далеки. Кроме того, старик Кир, обрюзглый и крайне неприятный дядька, повернув брошку изнанкой, показал