«квасной патриотизм» для обозначения ложного патриотизма. 5 июля 1832 г. Н.А. Муханов пометил в дневнике: «Пришол Александр Пушкин. Говорили долго о газете его. Он издавать её намерен с сентября или октября; но вряд ли поспеет. Нет ещё сотрудника… О Вяземском. Он сказал, что он человек ожесточённый, aigri, который не любит России, потому что она ему не по вкусу… Пушкин говорил долго. Квасной патриотизм… Цель его журнала, как он её понимает – хочет доказать правительству, что оно может иметь дело с людьми хорошими, а не с литературными шельмами, как доселе сие бывало»500.

Возражения Вяземского повлияли на решение Пушкина отказаться от издания газеты.

Булгаринская журналистика пользовалась большими преимуществами, вытекающими из её официозного положения. Продажной прессе поэт пытался противопоставить союз властей с честными журналистами. Новое издание должно было получить нейтральное наименование «Дневник».

Пушкин успел подготовить первый номер газеты. Номер был условно помечен датой «1 января 1833 г.»

Разрешение на издание газеты знаменовало важный момент в жизни поэта. Если бы Пушкин стал во главе официальной правительственной газеты, его переход в правительственный лагерь завершился бы окончательно. Но после подавления польского восстания его патриотические чувства пошли на убыль. Согласие с царём начало давать трещины. Готовность Пушкина возглавить официоз поколебалась. Поэт не стал настаивать на осуществлении своего проекта, а Бенкендорф не представил подготовленный номер «Дневника» на утверждение монарху.

Пушкин не надеялся ужиться с цензурой. Жуковский много раз обсуждал с другом его положение и выступал посредником между ним и цензурой. Уже после гибели поэта он обратился к Бенкендорфу с откровенными и резкими словами: «Государь император назвал себя его цензором… Скажу откровенно, эта милость поставила Пушкина в самое затруднительное положение… На многое, замечанное государем, не имел он возможности делать объяснений; до того ли государю, чтобы их выслушивать?»501

Необходимость пройти государеву цензуру вела к неизбежным проволочкам. Но главное заключалось в другом. Поэт пожертвовал проектом, сулившим большие выгоды, потому что не хотел жертвовать своей независимостью и духовной свободой.

В 1832 г. Александр Сергеевич опубликовал «Анчар» без разрешения государя, за что немедленно получил выговор от Бенкендорфа. В тот же день поэт ответил шефу жандармов словами: «Я всегда твёрдо был уверен, что высочайшая милость, коей неожиданно был я удостоен, не лишает меня и права, данного государем всем его подданным: печатать с дозволения цензуры»502.

В декабре 1833 г. Пушкин обратился к Бенкендорфу с просьбой разрешить ему отдать свои сочинения в журнал Смирдина «Библиотека для чтения» без обращения к царю, подвергаясь цензуре на общих основаниях. Просьба была доложена Николаю I, и требуемое разрешение получено503. Речь шла исключительно о «пиесах для журнала Смирдина». Но это уже была частность.

На государевой службе

Пушкин видел два пути сотрудничества с правительством. Он готов был взять на себя редактирование журнала, но не прочь был заняться историческими исследованиями. Второй путь, считал поэт, более соответствует его склонностям. Ещё в 1831 г. Пушкин в черновом варианте письма к Бенкендорфу высказал следующее пожелание: «Если политический журнал покажется предприятием излишним, то буду просить дозволения заняться историческими изысканиями в наших Государственных архивах и библиотеках». В беловом варианте письма Бенкендорфу эта мысль получила развитие. «Не смею и не желаю взять на себя звание Историографа после незабвенного Карамзина; но могу со временем исполнить давнишнее мое желание написать историю Петра Великого и его наследников до государя Петра III»504.

В 1827 г. Пушкин высказывал намерение описать историю царствования Александра I и Николая I. Теперь он остановился на более узкой теме – истории Петра I и его ближайших преемников. Предложение Пушкина пришлось кстати. На письме Пушкина Бенкендорфу монарх пометил: «Написать г-фу Нессельроду, что государь велел принять его в Иностранную Коллегию… для написания Истории Петра Первого»505. Царь ещё больше сузил тему исторических занятий Пушкина, назвав имя Петра I и отбросив его преемников, включая Петра III. Между тем, история ближайших предшественников Николая интересовала поэта в наибольшей мере.

26 сентября 1831 г. А.И. Тургенев сообщил в письме брату важную новость: «Александр Пушкин точно сделан биографом Петра I и с хорошим окладом»506.

Тридцатисемилетний Карамзин, знаменитый писатель и поручик в отставке, при вступлении в должность историографа удостоен был оклада в 2 000 рублей. Успех Карамзина придал этой должности авторитет и блеск.

Пушкин был удостоен большего оклада. Но о величине его поэт узнал не сразу. Поэт тотчас известил приятелей о свалившейся на его голову милости: государь «записал меня недавно в какую-то коллегию и дал уже мне (сказывают) 6000 годового дохода»507.

Начав службу после окончания Лицея, Пушкин выслужил скромный оклад. В канцелярии Инзова он получал 700 рублей ассигнациями в год. Эти деньги ему стали платить не сразу. 28 апреля 1821 года генерал И.Н. Инзов обратился по этому поводу с секретным письмом в коллегию иностранных дел: «В бытность его (Пушкина. – Р.С.) в столице, он пользовался от казны 700 рублями на год; но теперь, не получая сего содержания, не имея пособий от родителя, при всём возможном от меня вспомоществовании, терпит, однако ж, иногда некоторый недостаток в приличном одеянии»508.

Новый оклад в семь раз превышал прежний.

Пушкин смотрел на службу как на синекуру. Она не стесняла его никакими обязанностями, не регламентировала его занятия509.

«Царь взял меня в службу, – писал поэт Плетнёву, – но не в канцелярскую, или придворную, или военную – нет, он дал мне жалование, открыл мне архивы… Он сказал: Puisqu’il est marie et qu’il n’est pas riche, il faut faire aller sa marmite» [раз он женат и небогат, то надо дать ему средства к жизни]. (Другие переводы: надо заправить его кастрюлю; надо позаботиться, чтоб у него была каша в горшке)510.

«Каша в горшке» у Пушкина привлекла общее внимание. Молва многократно преувеличила царскую щедрость.

Брак повлёк за собой материальные трудности. Женясь, поэт думал «издерживать втрое против прежнего, вышло вдесятеро». Собственно, безденежье преследовало поэта всю жизнь. «В Москве говорят, – сетовал поэт в октябре 1831 г., – что я получаю 10 000 жалованья, но я покамест не вижу ни полушки; если буду получать и 4 000, так и то слава богу»511.

В июле 1831 г. царь на основании прошения Пушкина распорядился, чтобы ему было положено жалованье. Бенкендорф пометил на пушкинском письме: «Не угодно ли будет графу (Нессельроде. – Р.С.) испросить или самому назначить Пушкину жалование»512. Бюрократическое колесо завертелось. Но прошёл почти год, прежде чем дело сдвинулось с места. Терпение поэта истощилось. 3 мая 1832 г. он просил Бенкендорфа сообщить ему, откуда