Утром, выбирая пучок лука на рынке, Серильда заметила черную птицу в небе над весенним Мондбрюком. Она не знала, кто это – ворон, обычная ворона или шпион Эрлкинга. Но эта картина так и стояла у нее перед глазами весь день – птица кружит над шумной площадью возле почти достроенной ратуши. Хищник сужает круги, выжидает момент, чтобы броситься на свою добычу.

Интересно, подумала Серильда, настанет ли время, когда она не будет пугаться до полусмерти, услышав хриплое воронье карканье?

– Серильда! – окликнул ее отец.

Она оторвалась от пирога с лососем. Гостиница, где они остановились, была заполнена постояльцами, приехавшими из окрестных городов, чтобы погулять или поторговать на ярмарке. Но Серильда и ее отец, приехавшие два дня назад, старались держаться особняком.

– Все будет хорошо, – пробормотал отец и потянулся через стол, чтобы потрепать ее по руке. – Осталась всего одна ночь, а потом мы уберемся отсюда.

Она слабо улыбнулась. От тревоги все внутри сжималось, а душу, несмотря на все уверения отца, терзали сомнения. Еще одна ночь. Если Охота явится на мельницу, они ее там не найдут, и к следующему восходу солнца она будет свободна. Свободна, чтобы бежать дальше.

Серильде было страшно думать о следующем полнолунии и о том, что будет после него. Сколько лет пройдет, прежде чем они смогут вздохнуть свободно? Прежде, чем почувствуют, что им удалось сбежать?

И еще она постоянно слышала надоедливый шепоток в своей голове: что, если все напрасно? Возможно, Эрлкинг уже наигрался с ней. Что, если они разрушили свою жизнь и бросили все, что у них было, из-за глупых страхов?

Сейчас уже не важно, сказала она себе. Отец сделает для нее все. Нечего и пытаться отговорить его. Нужно смириться с тем, что после этой ночи ее жизнь навсегда изменится. Она посмотрела в распахнутую дверь – снаружи сгущались сумерки.

– Почти пора.

Отец кивнул.

– Доедай пирог.

Серильда покачала головой.

– У меня нет аппетита.

Отец ее понял, он и сам в последнее время почти ничего не ел. Мельник оставил на столе монету, и они направились к лестнице, ведущей наверх, в комнату, где остановились. Если кто-то – или что-то – за ними следит, пусть думают, что они отправились спать.

Но вместо этого заговорщики нырнули в небольшую нишу под ступенями, где Серильда загодя припрятала пару ярких дорожных плащей, которые накануне купила на ярмарке. Плащи были очень дорогими, но они позволят выскользнуть из гостиницы незамеченными.

Решительно набросив плащи на плечи, они с отцом переглянулись. Мельник кивнул Серильде и выскользнул в дверь черного хода. Она осталась ждать. Шпионы Эрлкинга будут искать двух беглецов, говорил отец. Нужно выйти по отдельности, но расстанутся они ненадолго. Он будет ее ждать.

Чувствуя, как сердце пытается выпрыгнуть из горла, Серильда досчитала до ста, и еще раз, и только тогда, набросив на голову изумрудно-зеленый капюшон, двинулась вслед за отцом. Она горбилась и семенила, пытаясь стать непохожей на себя, измениться до неузнаваемости на случай, если за ней следят.

Так что из гостиницы выскользнула вовсе не Серильда Моллер. Это был кто-то другой. Кто-то, кому нечего скрывать и не от кого прятаться. Она шла по пути, который накрепко выучила еще несколько дней назад. Вниз по длинному переулку, мимо трактира, из дверей которого слышен громкий смех, мимо закрытой на ночь пекарни, мимо мастерской сапожника и лавочки с прялкой на окне.

Она обежала площадь и, стараясь держаться в тени, подошла к боковой двери ратуши. Серильда любила это время года – с окон снимают доски, выпускают изнутри душный, затхлый воздух. Каждая травинка, каждый полевой цветок – будто сама надежда, обещание чего-то нового от Эострига. На рынке появляются первые весенние овощи – свекла, редиска, зеленый лук – и страх голода отступает.

Но в этом году она могла думать лишь о Дикой Охоте, чья тень нависла над ней.

Только она хотела постучать, как дверь приоткрылась. Отец встретил ее встревоженным взглядом.

– За тобой никто не следил? – шепотом спросил он, впуская дочь и затворяя дверь.

– Не знаю, – сказала Серильда. – Не могла же я крутить головой, высматривая нахткраппа. Это выглядело бы слишком подозрительно.

Отец кивнул и обнял ее.

– Все хорошо. Здесь мы в безопасности.