Шрифт:
Закладка:
— Да что ты в этом понимаешшшь… Тебе-то на отшибе хорошшшо жилоссссь…
Из-за спины Петры выглянул врун и предатель Бури, чуть подвинул ее плечом и прошел вперед. А Петра так и остановилась с искаженным лицом и с кипятком наизготовку. То ли не верила в свои слова против Белкиного слова, то ли берегла силы на что посерьезнее.
И едва Белка дернулась — даже не вскочить и бежать, а просто выпрямиться, соблюсти собственное достоинство — Петра зашипела новые злые слова, на этот раз рабочие. Мгновенно вскипели остатки воды в котле, а сам тяжелый котел вышел из каменного ложа и угрожающе наклонился в сторону Белки. Внучка Хродихи на помощь бабушке и новорожденной сестре силы и слова не тратила вовсе, ни единой каплей не помогла. Полна была силой под завязку, в ней кипело, как в котле. Может, конечно, не умела лечить. А, может, приберегала для себя — пускай все мрут, запас себе нужнее. Жизнь в жизнь перелить — это любой владеющий словом может, не надо медицинских знаний. Петра не стала. И вот ей силы пригодились.
— Дернешшшься — заживо сварю. И тебя, и дружка твоего, — сообщила Петра своим ровным, равнодушным, шипящим голосом, от которого брала дрожь. И не верить ей не было резона.
Белка, может и наплевала бы на угрозу. Но Свит на полу спал так же беспробудно, как раньше. И до полудня еще проспит, не меньше.
Бури мерзко засмеялся и бочком приблизился к Белке.
Плохо, конечно, когда надеяться приходится не на себя, а на мертвую птицу, неуверенного в себе писаря и глупого инспектора, который, неизвестно, разобрался в ситуации или так еще и не разобрался. Но пока терпимо. Посмотрим, что дальше. Солнце вот-вот покажется, волки истаивают, хоть до конца еще не исчезли. Но живодуши больше для деревни не угроза.
— Тряпку ей дай, пусть рот себе завяжет, — пшикнула Петра своему помощнику и угрожающе приподняла ведро. — Иди, давай, старайся.
Белка не сделала глупостей. Может быть, бросилась бы сама против кипятка, но Петра рассчитала правильно — Клара Водяничка лекарка до мозга костей. Собой будет рисковать, но даже Свитом, изводившим ее издевками, — нет.
— Зачем? Пусть дед. Но я тебе зачем? — все-таки спросила Белка.
Взяла брошенную Бури тряпку, зажала зубами и затянула в узел на затылке, а Бури только тогда рискнул у ней прикоснуться — проверил надежность. Белка с вызовом посмотрела на Петру: ответишь на вопрос?
— Затем, — Петра отпустила котел, и тот, пролив воду на безопасном от Белки расстоянии, встал обратно на печь. — Затем, что тебе всегда все можно, а мне всегда и все нельзя.
Бури начал связывать Белке локти за спиной. Петра поставила ведро у порога и вытерла ладони.
— Затем, — еще раз сказала она. — Думаешь, твой лесной кощей от трясучки деда лечил, как всем сказали? Нет. Он снял проклятье, от которого никто в семье словом овладеть не мог. В тот год родились я и ты. И какого лешего ты считаешься семьей? Ты забрала половину моей силы и отняла моего учителя. Вы с дедом забрали. Дед не пускал меня учиться, а ты этим воспользовалась. Но я исправлю.
Белке хотелось отчаянно замотать головой на эти глупости. Не могло быть так! Едва сдержалась.
— Вставай, — велела Петра. — Пойдем деда хоронить. Ты будешь там нужна.
Белка поднялась, Бури придержал ее за капюшон.
Петра достала из-за пазухи тряпочный сверточек, развернула аргентановую вилку и опустила ее Белке в карман куртки. Мертво улыбнулась: теперь все в порядке.
И они пошли.
Глава 21
* * *
Для общей своей криворукости Петра оказалась неожиданно сильной, намного сильнее Белки. Почти как взрослый мужчина. Петлю, которой она захлестнула лекарке плечи, чтобы волочь ту за собой, хродова внучка тянула и дергала так, что Белка сразу упала на обледенелой тропинке. Пришлось ждать, пока она поднимется — со связанными руками это непросто.
Утро стояло мрачное. С севера надуло туч, повалил густой снег, косо падавший огромными, почти с половину ладони, мокрыми хлопьями.
— Не оборачивайся! — требовала Петра, когда Белке хотелось узнать судьбу Свита, так и оставшегося в баньке. — Не заставляй тебе грубить!
Но больше Белку на тропинку не роняла.
Бури некоторое время оставался в баньке и чем-то гремел — грохот и лязг слышно было даже сквозь пелену снегопада. Белка надеялась, просто подпирал двери и навешивал замок. Через некоторое время Бури их догнал. Но близко подходить не стал. С независимым видом топал шагов на пятнадцать позади, сунув руки в карманы. Потом стал отставать, отставать, и вскоре исчез за белой стеной.
Белка правильно поняла, куда они идут — к общинному дубу. Тащились задворками, где еле-еле протоптаны среди осевших сугробов какие-то пути.
И удивилась, когда поняла, что хоронить Хрода собрались почти одни бабы. Из деревенских мужиков присутствовало разве что трое подростков с дальней окраины, где живут лесорубы, вечно сопливый подпасок — почти еще мальчишка, да старый школьный истопник, дед с клюкой и немного не в себе. Остальные, похоже, остались под лавками в школьном классе. Отлеживаются после поминок. И их не собираются ждать. Стоят угли в продырявленной чугунной кастрюле, чадят под ливневым снегом два уже зажженных факела, рядом приготовлены еще два — поджигать посмертную баньку.
Все было как-то не так. Неправильно. Торопливо, на скорую руку. Белка вертела головой, соображая, что именно происходит.
Погребальный сруб сооружен был вкривь и вкось, словно делали его тоже пьяные. Дальний к лесу край косился, бревна колодца выступали неровно с разных углов. Сруб был полит маслом и обложен вкруг соломой. Но будет ли гореть солома под таким снегопадом, Белка не знала. Сруб размещался в вычищенном и вытоптанном от снега кругу, а поверх бревен, на помосте, мертво и страшно вытянулось тело Хрода, полностью обмотанное тряпками. Рядом сложено имущество, причитающееся усопшему для легкого перехода в посмертие — несколько книг, свернутый тулуп, сапоги, посох, тарелки со съестным. Все это присыпано уже изрядным слоем снега.
А вдали, ближе к лесу, разворошен сугробчик на крышке погребального колодца, куда потом сбросят очищенные огнем, чтоб никто не
