Во время Великой Отечественной войны участвовал в боях за родину. Погиб на границе Оленинского и Ржевского районов. Иван Ефимович служил комиссаром партизанского отряда. 6 ноября 1941 года при переходе отряда через линию фронта он остался с пулеметом отражать натиск немцев, чтобы дать возможность отряду уйти. Был ранен, окружен немцами и истерзан ими, похоронен в селе Рождественское на границе Оленинского и Ржевского района. Посмертно награжден Орденом Ленина.[92]

Василий Иванович Волков

Заместитель редактора районной газеты «Карельская правда».

Родился в деревне Сосновка Новокарельского (Толмачевского) района 16 августа 1912 года. Район был Толмачевским с 1929 по 1935 год. После образования в 1935 году Калининской области район переименован в Новокарельский из-за лидера эсеров В.И. Фролова, который взял себе псевдоним-кличку Фролов-Толмачевский.

Волков закончил Толмачевскую школу, со 2 июня 1932 года работал секретарем Новокарельского РК ВЛКСМ, затем заместителем редактора районной газеты «Карельская правда», редактором с 1935 года работал Лебедев И.Е.

По «карельскому делу» Волкова арестовали 4 ноября 1938 года, Освободили из под ареста 3 сентября 1939 года. После освобождения был восстановлен в должности заместителя редактора газеты «Карельская правда» Новокарельского района, где работал до начала Великой Отечественной войны.

Первый раз призвался в армию в июле 1941 года, отправили в Москву в Красные казармы в мотоциклетный полк, но объяснив тем, что Волков управлять ни машиной, ни мотоциклом не умел, его вернули домой.

Второй раз призвали в армию 8 сентября 1941 года. Сначала около месяца находился в Калинине, проходила проверка на благонадежность. Через месяц отправили в Москву в 33 запасную стрелковую бригаду. На следующий день снова начали проверку, его спрашивали, знает ли он финский язык. Тогда формировалась 33-я горно-лыжная бригада. Он был политруком роты в этой бригаде до 22 октября 1941 года, то есть несколько дней. В ночь на 23 октября 1941 года бригаду посадили на автомашины и к вечеру прибыли на фронт в Подмосковье. Вечером того же дня в бою Волкова легко ранило, осколок застрял в кости левой ступни. Его отправили в тыл, где формировалась группа по борьбе с парашютными десантами. Стояли они в городе Муроме Владимирской области. Группа по борьбе с диверсантами выросла до бригады. Начальником политотдела этой бригады был Славнов, женатый на карелке из Лихославльского района. Он назначил Волкова инструктором информации политотдела, на этой должности он служил до января 1944 года.

В январе 1944 года направили на внешние политические курсы в Москву. В Москве к учебе не допустили, нашли изъяны в биографии, то есть «карельское дело». Волков тогда пошел к своему знакомому генерал-майору Гапоновичу, который служил в политуправлении Московского военного округа. Ему подробно рассказал об обстоятельствах дела и что его не допустили к учебе. Гапонович позвонил в Главпур, положительно охарактеризовал Волкова и попросил принять на учебу. Волкова направили на ускоренные курсы, он учился с января по ноябрь 1944 года. Потом был направлен на 2-й Белорусский фронт в звании старшего лейтенанта. На фронте Волков работал в газете литературным работником. В тот год из средств массовой информации изгоняли евреев, поэтому были вакансии, и Волков попал работать в газету.

Демобилизовался он в августе 1946 года, домой вернулся в сентябре того года. Был назначен на должность редактора газеты «Карельская правда» и работал до сентября 1953 года. При этом ему спокойно дали отработать всего 2 года, потом начались претензии как к карельскому националисту, отбывавшему наказание. В 1948 году на него уже был выписан ордер на арест, но арестовать не решились. Стали придираться по каждой мелочи. Но связать было не с кем, так как все, кто был арестован в 1938–1939 годах или разъехались или погибли в годы войны.

В областном управлении КГБ начальником 2-го отдела работал карел Веселов Григорий Иванович, родом он из деревни Долганово. После войны он зашел в редакцию к Волкову и сказал: «Берегись, они стряхивают пыль с наших дел». Веселов имел в виду «карельское дело», по которому тоже ранее был арестован. Он дал Волкову списки тех, кого надо остерегаться. Волков знал, что за ним следят. Когда он бывал в колхозе имени Кирова, что в деревне Березовка, после него туда приезжали работники КГБ и допрашивали о Волкове жителей деревни. Сотрудник КГБ Крюков сказал Волкову, что сверху есть поручение следить за карелами. Это связано с расследованием по «ленинградскому делу» и другим делам.

В сентябре 1953 года Волков был переведен на должность заведующего парткабинетом райкома партии, а потом инструктором райкома партии. В 1957 году Новокарельский район ликвидировали, работу Волкову не предоставили. Он ушел работать в «Межколхозстрой» на подсобное предприятие этого треста в Толмачах. Работал руководителем подсобного хозяйства до 1974 года, хотя на пенсию вышел в 1972 году.[93] Последние годы жил с дочерью в городе Твери, 16 августа 2002 года областная автономия тверских карел торжественно отметила 90-летие В.И. Волкова.

С 1939 года начался длительный 50-летний период забвения тверских карел, которые никуда не уехали, оставались жить на тверской земле.

Глава V. Хранительница карельской письменности (воспоминания Александры Васильевны Пунжиной)

Создание "Словаря карельского языка (тверские говоры)"

В августе 1970 г. в Таллинне, на третьем Международном конгрессе финно-угроведов, языковеды многих стран стремились записать речь старой камасинки с Саян, гостьи этого научного форума. Она была последней представительницей своего народа, еще говорящей на родном камасинском языке. Это было событие сложное и впечатляющее, эмоционально очень сильное.

К этому времени я уже несколько лет работала в Институте языка, литературы и истории. Начинала писать диссертацию. Частыми были поездки в тверские карельские деревни. Я могла уже достаточно хорошо оценивать состояние и функционирование языка у тверских карел. Была уже более доступной и статистика по переписям населения. Но тенденции в плане владения родным языком, сферы его применения, демографическая картина в деревнях явно обозначались в худшую сторону. Мне еще хорошо помнились первые мои поездки в деревни Рамешковского и Лихославльского районов в студенческие годы (1956-57 гг.). Хотя жизнь тверской карельской деревни и без особых научных обобщений мне была хорошо знакома изнутри, с детства.

А в 1990 г. в валдайской деревне на Новгородчине мне уже самой привелось записывать последнюю носительницу этого карельского говора. Ей было 90 лет, но рассказывала она живо и интересно. Вечерами мы сидели на лавочке в последних лучах уходящего сентябрьского тепла и просто молчали. Она