Шрифт:
Закладка:
Я просто еще раз хочу подчеркнуть: для меня всегда было очевидным, что "семья" работает против нас. Просто меня никто не слушал. Я всегда знал, что Юмашев, Дьяченко, Сурков и Волошин нас ненавидят. Особенно Мишу, потому что он им мешал, хотя они всегда были с ним в очень любезных отношениях. Отставка Волошина в 2003-м – спланированный уход в тень. Мы, дескать, за свободу и демократию и против силового произвола. А на самом деле им важно было решить проблему в рамках задачи, которую лично мне сформулировал Борис Березовский: "Одна страна, одна компания, один бизнес". Ну и ЮКОС мешал, конечно. Наши деньги, связи, публичность, определенная претензия на конкуренцию повесток – это все было несовместимо ни с "семьей", ни с Путиным, хотя тогда он играл еще второстепенную роль. Потому что должен был быть один центр силы. Так исторически выстраивалось самодержавие, когда частная собственность де-факто ничего не значила, потому что всем владел государь. Он шли по тому же пути.
Но были и люди, которые нас защищали, оказывали поддержку. Про Мишу Лесина я уже говорил. Но был, например, еще Михаил Касьянов. Он же формально тогда как бы примыкал к "семье", но все равно вступился за нас, свое мнение выражал публично, испортил отношения с Путиным и ушел с поста премьера. Мы это помним и до сих пор благодарны. Отдельная история – Виктор Геращенко. Когда он возглавил совет директоров ЮКОСа, Миша уже сидел, а меня не было в стране. Но он реально хотел спасти компанию, потому что он был настоящим государственником, что называется – stateman. Он понимал, что компания ЮКОС – это лучшее, что было на тот момент в России в сфере крупного бизнеса. Мы были знакомы много лет. Наверное, сейчас уже можно об этом говорить… Мы оказали ему однажды определенную услугу. Его хотели посадить как примкнувшего к ГКЧП, а он не примыкал. Ну он там совершил некие действия, и его засунули в список. А мы с Мишей убедили Ельцина вычеркнуть его из списка и поставить на ЦБ, потому что не было просто никакой альтернативы, понимаешь. Опять же для страны, не для нас. Нам с этого ничего тогда не перепало. Поэтому Геращенко, может быть, узнав об этом, был нам благодарен. Но не это главное. Геращенко всегда исходил из интересов России. Я этого человек уважал всю жизнь».
С Виктором Владимировичем Геращенко я встречался дважды. Познакомились мы в самом конце 2003 года дома у Гарри Каспарова, где вместе с Гарри Кимовичем уговаривали его поучаствовать в выборах президента России. Уговорили, кстати. Впрочем, из этого все равно ничего не вышло: Геращенко не зарегистрировали.
Другой наш разговор случился несколько лет спустя. Честно признаться, не могу уже вспомнить, по какому делу я к нему пришел, но в какой-то момент разговор зашел о ЮКОСе. Помню, он сказал тогда: «Темная это очень история с разграблением ЮКОСА. Однажды, когда мы узнаем все детали, многим людям будет стыдно… Вот, сейчас все говорят – Сечин, Сечин… Там же хитрую налоговую схему они придумали и реализовали, чтобы ЮКОС раздербанить. А Сечин в то время курицу из супермаркета не смог бы технично украсть…»
А вот отрывок из интервью Виктора Геращенко, которое он дал «Новой газете» летом 2008 года: «24 июня 2004 года я был избран председателем совета директоров ЮКОСа. А через пару дней к нам в офис на Дубининской пришли судебные приставы с требованием уплатить 3,4 млрд долларов налоговых недоимок за 2000 год. Начальник юридического управления компании Дмитрий Гололобов, человек, много знавший (даже, видимо, слишком много, почему и сделал ноги в конце года в Лондон, когда его замучили вызовами в Генпрокуратуру), сказал приставам: "У ЮКОСа есть котируемые на бирже акции «Сибнефти» на 4 млрд долларов, купленные еще до попытки объединения двух компаний. Их можно взять для погашения". С приставами была дама из налогового министерства, которая тут же куда-то позвонила, после чего сказала, что решение вопроса откладывается до завтра. Через день они вернулись и объявили, что акции "Сибнефти" брать не будут. Почему – не объяснили, а на счета ЮКОСа наложили арест.
И тогда я позвонил в приемную Путина. "Мне бы записаться на прием к Владимиру Владимировичу", – говорю. Они в ответ: это через Медведева, он глава администрации президента. Звоню в приемную Медведева: так, мол, и так, хочу с помощью Дмитрия Анатольевича встретиться с Владимиром Владимировичем. Мне говорят: знаете, у него сейчас совещание, позвоните позже. Звоню позже – уехал в Новоогарево. Звоню опять – занят. Этот перезвон длился примерно месяц и закончился, по существу, ничем.
К тому времени от Ходорковского из СИЗО поступило предложение передать принадлежащие ему и другим владельцам группы МЕНАТЕП 60 % акций ЮКОСа в управление менеджмента компании с тем, чтобы акции были использованы для погашения налоговых недоимок. Это предложение тут же раскритиковали официальные СМИ. А буквально через несколько дней мы получили очередной иск – на этот раз о недоплате налогов за 2001 год на сумму в 4,3 млрд долларов, если мне не изменяет память. И следом вдруг в прессе появляется информация, что на продажу выставляется "Юганскнефтегаз" с запасами нефти на 30 млрд долларов.
Это было совершенно неправомерно до реализации акций "Сибнефти" – в том числе и потому, что "Юганск" – производственный актив третьей очереди. К тому времени цены на нефть стали расти, и мы рассчитывали на серьезную выручку от ЮГН (он добывал 60 млн тонн сырья в год), а его – на продажу! Почему? Но нам дали понять: можете возражать, можете жаловаться, но таково решение».
Атака на ЮКОС вызвала у российского политического истеблишмента вполне ожидаемую реакцию. Большинство молчало, напряженно ожидая, чем закончится эта история. Чего нельзя сказать о Борисе Немцове. Он обнародовал