– Что такое чжэнфын?

– Если официально, то «исправление стилей работы», а по-простому – так обычная партийная чистка. Пользуясь неразберихой военных лет, товарищ Мао повел решительную кампанию по укреплению своей личной власти. Особенно ненавистны ему представители интернациональных взглядов в партии и выдвиженцы Москвы. Такие подвергаются немедленному всенародному осуждению как не желающие исправляться. Наиболее преуспел, в проведении чжэнфына, шеф местной тайной полиции цинбаоцзюй Кан Шэн. Он, кстати говоря, с Е Цзяньином по-прежнему на ножах. И это вполне можно использовать. Ну и другие моменты, разумеется.

– Да. Именно об этом я и хотел вас попросить, Тан Ли. Вы китаец, и, соответственно, вам будет гораздо проще проникнуть в здешние высшие сферы. Мы же для них так и остаемся «заморскими дьяволами». А прояснить ситуацию с японским шпионажем было бы очень желательно.

– Чтобы, как говорят русские, показать союзникам, что и наша секретная служба не лыком шита? – понимающе подмигнул Саша.

– Типа того!

Получив соответствующую директиву из Москвы, Саша постарался устроить встречу наедине с Е Цзяньином. Облегчалось это ещё и тем, что и сам начальник службы информации поневоле тяготел к советской миссии.

– Здравствуйте, товарищ Е! Перед тем как перейти к основной теме нашей беседы, хочу, по секрету, сообщить вам, что представляю здесь несколько иную службу, чем товарищ Сунь Пин. Так же, по-моему, вы называете нашего Петра Парфеновича?

– Товарища Власова? Да. А ведомство ваше, как я начинаю догадываться…

– Разведка, уважаемый. Именно она. Так вот, по линии нашей службы получены мной на днях из Москвы очень интересные документы. Эпохи вашей коминтерновской юности. Не догадываетесь, о чем идет речь? Так я напомню! В свете последних событий, в рядах китайской компартии, очень неосмотрительно было с вашей стороны ставить подпись под столь программными заявлениями Коммунистического интернационала!

– Это ничего не значит! – отшатнулся, внезапно побледневший Е Цзяньин.

– Ой ли? – продолжал давить Саша. – А я слыхал, будто товарищ Мао очень не любит обучавшихся в Москве «эмпириков» и «догматиков». Впрочем, зачем беспокоить самого председателя? Мы вполне можем сообщить обо всем и товарищу Кан Шэну. Уж он-то точно воспримет существование подобных документов просто как манну небесную! Вот и реальный способ поквитаться появится! Особенно в свете всеобщей подозрительности, царящей после приснопамятной кампании чжэнфына. Не верите? Зря. Товарищ Кан Шэн сейчас не в фаворе, а ваши дела, напротив, пошли в гору. Вот он и будет цепляться за любую возможность, чтобы свалить конкурента. Да и повод подходящий уже нашелся.

А не получится у Кан Шэна, так получится у товарища Ван Мина – лидера интернационалистов, многократно оплеванного и преданного всеми. И своими прежними соратниками в том числе. Ему-то зачем щадить вас? Лучше, наоборот, – отомстить! А для этого достаточно лишь намекнуть товарищу Мао, что вы будто бы отреклись от прежних взглядов лишь на словах.

– Сами знаете, что это неправда! – запальчиво крикнул Е Цзяньин. – Там разберутся!

– Не спорю, – картинно поднял руки Саша. – Разобраться-то разберутся, но… потом. А неприятности реальные вы можете получить уже сейчас. Оно вам надо?

Энергично обрабатывая подобным образом старого партийца, наш герой тем не менее испытывал некоторую неловкость. Ну, не годился он для такой работы, и всё тут! А ведь похожие вербовочные мероприятия, основанные на целом ряде косвенных, а не прямых улик, давно числились в арсенале практически всех разведок мира. Вот, к примеру, на чем ловились многие советские дипломаты уже послевоенной поры? Да на сущей ерунде! Если сексуальные утехи, с подсунутой западными спецслужбами женщиной, ещё можно расценивать, как серьезный проступок, то неужели к таковым следует относить и игру в казино, и встречи не с теми людьми, и одалживание денег у иностранцев? А ведь ЦРУ и МИ-5 использовали и не такие приманки. А наши непутевые соотечественники, опасаясь факта широкой огласки, ломались и давали согласие на сотрудничество. И все из-за этого же принципа. Разобраться-то, конечно, разберутся, но кровушки попортят преизрядно. Да ещё и выезд за границу прикроют, и крест на дипломатической карьере поставят!

Так и Е Цзяньин. Вроде бы ни в чем он прямо не виноват, но факт былого активного сотрудничества с Коминтерном, как говорится, налицо. И повернуть его можно в любую сторону. И так и этак. И начальник службы информации не выдержал.

– Что вы хотите? – сдавленно прошептал он.

– Вот это уже деловой разговор! – делано подбодрил свою жертву Саша. – А хотим мы самую малость. Всего-навсего подробно узнать о ваших тайных связях с японским командованием.

– Вам и это известно?

– Само собой! И мы свой хлеб не зря едим!

– Что ж. Любая тайна рано или поздно становится явью. Особенно если в неё посвящено так много человек. Да, вы правы. Контакты с командованием японской армии у нас налажены давно. А если точнее, то со штабом генерала Окамура в Нанкине. С нашей же стороны, были задействованы соответствующие службы Новой 4-й НРА, как известно, оперирующей на стыке провинций Цзянсу и Хубэй. Между её штабом и японцами регулярно курсирует особо доверенный связной. Затем полученная информация кодированными радиограммами передается сюда, в Яньань. Подобным же Макаром, но только в обратном направлении, переправляются и все, интересующие японских военных сведения…

Разумеется, вскрытый Сашей факт тайных сношений руководства КПК с вероятным противником не мог не учитываться нашим Генеральным штабом при составлении собственных планов. Были приняты и ответные меры. В основном – дезинформационного характера. Так, вплоть до августа 1945 года китайские товарищи пребывали в твердой уверенности, что советская армия, в случае объявления войны Японии, непременно ударит в направлении Внутренней Монголии. В реальности же всё вышло чуть-чуть иначе. Да и американцы, несомненно, оповещенные своими голландскими союзниками, стали относиться к компартии совсем по-другому. «Медовый месяц» с коммунистами закончился. По крайней мере, речь о поставках оружия в Яньань больше не шла.

Ну а сам Саша с большим облегчением воспринял известие об окончании своей китайской командировки. Страна предков его откровенно разочаровала. Существует такое понятие, как «голос крови». Но он, по-видимому, пробуждается лишь у тех, кто стремится прикоснуться к своим корням. Саша же, напротив, не стремился. Он был человеком совершенно новой формации, фактически, европейского воспитания, гордившимся своей принадлежностью к «первому в мире государству рабочих и крестьян» – мощной индустриальной державе. Китаю же в этом плане похвастаться было нечем.