«С самого рождения все давалось Даниэлю легко…»

Под рассказ комментатора – снова женщины – о «природной хватке» Даниэля подборка коротких сюжетов показывала, с какой легкостью он заводил друзей, учился, занимался спортом.

Скептик у Сэма в душе хотел закатить глаза при виде этого Даниэля, которому все давалось без труда. Однако он знавал таких людей – таким, например, был Джон, его сосед по комнате в общежитии на первом курсе. У этого Джона, родившегося в Уилмингтоне и выросшего в Сент-Поле, спорилось любое дело. Сэму хорошо запомнился тот день, когда Джон впервые попробовал свои силы в лакроссе[16]. Увидев, как другие студенты играют на площадке, Джон взял клюшку и через считаные минуты уже ловил, вел и бросал мяч как заправский игрок в лакросс – точно так же некоторые юные музыканты откладывают один инструмент и начинают играть на другом, даже не потрудившись послушать объяснения.

У Сэма ничего такого не было. Но наши гены не просто выражают то, какие мы. Они содержат всевозможные способности, накопленные предыдущими поколениями, которыми, возможно, не будем обладать лично мы, но мы сможем передать их своему потомству. Так что кто может утверждать, что он не породит сына, обладающего природной хваткой его бывшего однокурсника?

Обнадеженный этой мыслью, Сэм смотрел, как на экране сцены в студенческом городке сменились «Сенчури-Тауэр», где Даниэль, уже тридцатилетний, в сшитом на заказ костюме идет по коридору. У него на лице улыбка, под мышкой несколько папок, проходят мимо коллеги одних с ним лет в похожих костюмах, он приветственно вскидывает вверх руку. Затем останавливается перед столом, за которым другой молодой мужчина забивает данные в компьютер. Когда мужчина поднимает взгляд, Сэм с ужасом понимает, что это тот же самый актер, который играл роль Даниэля в первой «проекции». Новый Даниэль бросает папки на стол старому Даниэлю, отпуская самодовольное замечание о том, что «покой нам только снится».

Вечером того же дня (пока первый Даниэль предположительно корпит над работой) третий Даниэль сидит в дорогом ресторане, обхаживая официантку. Через секунду после того, как та сует ему бумажку со своим телефоном, появляется очаровательная молодая женщина, целует Даниэля и садится. Даниэль берет ее руку, и мы видим у нее на пальце кольцо, которое он ей только что надел.

На экране снова офис, молоденькая секретарша выходит из служебного помещения, поправляя юбку, а следом за ней выходит сияющий Даниэль, поправляющий галстук. Когда Даниэль возвращается в свой просторный кабинет, там его ждет начальник.

– Можно тебя на минутку, Данно?

«Данно?» – подумал Даниэль.

Он проводит Данно в зал для совещаний, где уже сидят еще два высокопоставленных руководителя, мужчина из отдела кадров и женщина из юридического отдела. Даниэлю предлагают сесть.

– Нам стало известно, – говорит мужчина из отдела кадров, – что этим летом вы, предположительно, спали с одной из практиканток…

– С двумя, – поправляет женщина из юридического отдела.

– С двумя практикантками.

– Насколько я помню, – выразительно подмигивает Даниэль, – спать нам особо и не пришлось.

Следующий кадр: охранник выводит из кабинета Даниэля, несущего в руках картонную коробку. Когда он проходит через офис, кое-кто из сотрудников, включая первого Даниэля, встает и аплодирует.

Предвидеть следующую последовательность сюжетов Сэму до боли легко. Невеста швыряет Даниэлю кольцо и захлопывает дверь; Даниэль пробует устроиться на работу, но его нигде не берут; Даниэль проводит вечера в полном одиночестве в квартире, на вид роскошной, но холодной и неуютной.

Проходит год, возможно, два. Присмиревший, скромный, близкий к краху Даниэль стоит перед маленьким офисным зданием, читает список арендаторов и находит фирму «Макклинток и компания». Поднявшись наверх, он заходит в приемную с обшарпанной мебелью и пустым столом секретарши.

– Я могу вам чем-либо помочь? – спрашивает шестидесятилетняя негритянка, вышедшая из кабинета.

– Да, – отвечает Даниэль. – Я бы хотел поговорить с мистером Макклинтоком.

– Это я мистер Макклинток, – кисло отвечает негритянка.

Даниэль смущенно кашляет.

– Прошу прощения, миссис Макклинток. У меня десятилетний опыт работы в этой области, и я надеялся, что у вас есть вакансия…

– Единственная вакансия, которая у нас есть, – перебивает его негритянка, указывая на стол секретарши, – вот здесь.

– Я согласен, – говорит Даниэль.

– Всё, хватит, хватит! – воскликнул Сэм. – Я понял! Достаточно!

Когда Гарри остановил воспроизведение и зажег свет, Эйч Ти удивленно повернулся к Сэму.

– Разве вы не хотите увидеть, что было дальше? Это же самое интересное!

– О, могу себе представить, – ответил Сэм. – Под чутким руководством этой новой мудрой наставницы Даниэль станет хорошим.

– Совершенно верно, – подтвердил Эйч Ти. – Классно, правда?

– Но в таком случае почему он должен был быть таким козлом, чтобы стать хорошим?

– Это классический второй акт, Сэм. Вначале…

– Эйч Ти, позвольте тут прервать вас. Что такое этот ваш «классический второй акт»? Мы же говорим не о голливудском фильме.

– Разумеется, Сэм, мы говорим не о голливудском фильме. Мы говорим о жизни вашего сына. Но откуда, по-вашему, идет трехактовая структура? И почему именно с ее помощью чаще всего обращаются к зрителям? Потому что это идеал. Универсальный образ, переходящий из поколения в поколение. Не случайно, когда Сфинкс задает Эдипу свою загадку, ответом являются три стадии человеческой жизни.

– Эдип! Вы знаете, что он спал со своей матерью и убил собственного отца?

– Ну хорошо, – примирительно поднял руки Эйч Ти. – Возможно, не лучший пример. Бесспорно, человеческая жизнь сложная и многогранная. Но она склонна двигаться по дуге, ведущей от юношеской самоуверенности через период неудач к третьей фазе, в которой, если человеку повезло, он принимает свои ограничения и, став мудрее, может вести полноценную жизнь.