Что работорговец затеял в отношении меня? Зачем делает вид, что мы не знакомы? Зато не скрывает, что знает ту, кого я до вчерашнего дня считала подругой.

Тати… Почему ее поведение так изменилось с момента, как я ушла в банк разбираться с кредитом? У меня такое чувство, что тем утром я разговаривала с одной женщиной, а когда вернулась через несколько часов, меня встретила уже совсем другая…

Али… Ясно, что прямо сейчас он не собирается объявлять меня своей беглой рабыней. Не станет хватать и тащить к специально существубщему месту наказания для таких, как я. Он что-то задумал. Что-то, в чем  по его плану, я должна принять участие. Что-то страшное, и от понимания этого я чувствую себя мотыльком, попавшим в сачок охотника за бабочками.

Дальше у нас господин Баллард. Мужчина, отлично знакомый и с работорговцем, и с Тати и ведущий какую-то свою игру… Что он делает во всей этой истории?

Прижав ладони к лицу, я в отчаянии замычала – ну почему…? Как получилось, что моя душа вселилась в тело, вокруг которого роятся сплошные ужасы?

Где принцы на белых конях, положенные каждой порядочно попаданке? Ну пусть не принцы, но хоть отважные капитаны пиратских кораблей или доблестные разбойники.

Где интересные приключения, безумная любовь, интриги соперниц за руку, сердце м состояние этих самых капитанов, принцев и разбойников?

Почему нет карет, драгоценностей, балов и поклонников, а? Что за вселенская несправедливость в отношении одной, отдельно взятой попаданки!

В этот момент я вдруг понимаю, что уже не мычу от страха и не плачу, а смеюсь.

И правда, сколько можно рыдать и бояться всего на свете. В конце концов, двум смертям не бывать, одной не миновать. Я уже один раз умерла, так что бояться больше не стоит.

Эта мысль меня так вдохновляет, что я выползаю из постели.

Торопливо надеваю платье. Проверяю, чтобы моего кулона не было заметно из-под ворота – отчего-то мне важно, чтобы ни Тати, ни кто-то другой его не видел. Тем более, Али или... этот господин Баллард.

Прикасаюсь к чуть шершавому металлу и мне чудится, что под моей рукой листик начинает нагреваться и издавать тонкий, еле слышный звон.

- Галлюцинации у тебя, Федерика! – говорю себе, и через несколько секунд понимаю, что впервые обратилась к себе так, словно я Федерика.

Будто Вера Панова в этот миг исчезла, уплыла вдаль, а моя душа, наконец, сроднилась с этим телом, данным мне какими-то великими силами.

На душе становится легко и свободно. Я снова трогаю листик, но теперь не чувствую особого тепла, да и звон исчез. Ну ладно, показалось и показалось.

Поправляю на талии пояс с монетами. Проверяю, чтобы он крепко держался: кто его знает, не придется ли мне через час-другой во все лопатки удирать из этого дома. Без денег далеко не убегу.

- «Я и с деньгами далеко не убегу» - приходит в голову. – Надо близко искать место, где можно надежно спрятаться».

Словно услышав мои мысли, с улицы  раздается негромкий свист. Через несколько секунд свист повторяется и я слышу негромкий голос:

- Госпожа Фрея, вы не спите? Это я, Констанель.

Глава 46

- Констанель! - в проулке между домами стоит племянник противной кондитерши и подняв голову, смотрит на мое окно.

Заметив меня, свесившуюся из оконной рамы, парень радостно машет рукой:

- Госпожа Фрея, простите, если разбудил. Я хотел вас увидеть.

- Констанель, заходи в лавку – я сейчас спущусь, — рукой показываю, чтобы он выходил из проулка и шел к главному входу.

- Нет, Фрея, не пойду, — парень тоже переходит на "ты". Начинает хмуриться и отрицательно качает головой. – Я попытался зайти и спросить о тебе у твоей тетки. Но она накричала на меня и велела убираться. Потребовала, чтобы я не смел к тебе приближаться – сказала, что ты скоро выходишь замуж.

- Это правда? – спрашивает упавшим голосом.

- Если только за тебя, Констанель. А так нет, не выхожу, — шучу я, а внутри звенит еще один колокольчик, бьющий тревогу. – Жди здесь, я сейчас спущусь.

Я бросаюсь к двери и, стараясь не шуметь, отодвигаю от нее комод. Осторожно открываю и прислушиваюсь. Вроде бы в доме тихо, но на всякий случай снимаю туфли и держа их в руках, осторожно спускаюсь по лестнице.

Крадучись прохожу мимо приоткрытой двери в пустую спальню Тати и дохожу до кухни. Замираю у порога, прислушиваюсь, но внутри тихо. Значит Тати в лавке, что странно. До открытия магазина еще два часа, и обычно в это время Тати или спит, или готовит завтрак.

На последнем повороте лестницы я начинаю буквально красться, стараясь не издать ни звука. Спустившись, сворачиваю направо, в узкий коридорчик. В самом его конце спрятался черный ход, через который я собираюсь выйти на улицу к племяннику кондитерши.

Пробираюсь к двери, и… Она заколочена!

Две толстые доски надежно прибиты к косяку гвоздями с широкими шляпками, лишая меня возможности ускользнуть из дома незаметно для Тати.

Несколько секунд я в панике таращусь на ставший недоступным выход. Затем, ступая чуть не по воздуху, иду к проходу из жилой части в лавку и выглядываю.

Тати спокойно ходит по торговому залу. Что-то тихонько напевает, протирая полки в шкафах и поправляя книги. Выходит в маленькую комнатку, где мы обычно варим кофе, и где есть раковина. Через минуту возвращается с изящной лейкой в руках и принимается поливать горшки с цветами, расставленные на подоконнике.

Мирная картинка, родом из той жизни, что была всего два дня назад, а теперь безвозвратно исчезла.

- Заходи, Федерика, - произносит внезапно Тати, не отрываясь от полива цветов. – Я вижу тебя. Ты сегодня рано встала.

Я торопливо натягиваю туфли и выхожу в торговый зал.

- Не спалось – забыла открыть окно на ночь и проснулась от духоты. Ты тоже встала очень рано, Тати.

- Меня разбудила соседка, госпожа Пиррель. Прибежала чуть свет со странной новостью.

- Да? Какой же?

Тати поднимает на меня взгляд.

- Сегодня ночью был найден мертвым господин Фраштивц. Тело в ужасном состоянии, словно