как минимум одна уборщица. И садовник. Ладно, без гувернантки как-то можно обойтись, но без хорошего садовника, хотя бы в первые несколько лет – однозначно никак! Сколько стоит содержать такой дом в месяц? Обустроить нормальный сад вокруг него, поставить цветник, скамейки, качели? И хорошо, если у разорвавшей связи со своей семьёй – а как же иначе! – малье Флорис будет хотя бы такой дом, а возможно, раза в два меньше... В голове отчётливо представилась безумная сюрреалистичная картинка: холодная осенняя ночь, гроза, и мы с Эймери ютимся на маленькой одноместной кровати в комнатке чуть больше гардеробной мамы в нашем особняке во Флоттервиле, перетягивая тонкое проеденное молью одеяло. В чадящем камине догорает последнее дровишко. Удар грома – с рёвом вбегает один ребёнок и с размаху плюхается на кровать! Еще удар – вбегает ещё один ребёнок (почему-то я была уверена, что количество детей всегда обратно пропорционально количеству средств на них)! Ещё удар – и забегают, держась за руки, повариха и садовник с криком "Простите нас, пожалуйста, малье и мальёк Дьюссон, но в погребе, где вы нас устроили, из-за дождя начался потоп, можно мы к вам?!" – и тоже падают сверху...

Я тихонько хрюкнула, а Эймери вопросительно уставился на меня. Я тут же сделала серьёзное лицо:

- Ты специально сидишь на кровати, чтобы видения "утех" были отчётливее?

- Да нет, – Эймери пожал плечами. – Не хочется уходить ни с чем, но... – он замялся. – Наверное, для тебя это дикость, но мне здесь нравится. Пустой свободный дом. У меня... у меня мог бы быть такой же. У нас.

Эти слова явно дались ему нелегко. То, что насмешило меня, было его недостижимой мечтой. Я наклонилась, якобы поправляя туфлю, надеясь, что он не прочитает на моём горящем лице то, о чём я думала несколько мгновений назад.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кошка подошла ближе, потёрлась о ноги, видимо, решив, что обидчики из нас не ахти, а вот как возможные кормильцы мы очень даже перспективны. Я протянула руку и погладила её по бархатному лбу с трогательной рыжей звёздочкой. Эймери, до этого интереса к кошке не проявлявший, тоже наклонился, но гладить кошку он не собирался:

- Смотри.

Я не сразу поняла, что он имеет в виду, пригляделась и увидела безволосые проплешины на её боку.

- Больная? – сперва предположила я, однако руки не отдёрнула: судя по всему, болезнь или повреждения были давние, сейчас кошка чувствовала себя неплохо, нос влажный и глаза ясные, а голая кожа чистого розового цвета.

- С живыми... предметами очень нелегко работать, – как-то неуверенно сказал Эймери, глядя на кошку. – Но если живое существо небольшое... Крот небесный, даже с трупами легче.

- Хочешь поспрашивать кошку?

- Да. Пока не знаю, зачем, но… Надеюсь, у неё не будет возражений. Не говори пока ничего, ладно? Мне нужно сосредоточиться.

Кошка не возражала, даже наоборот: милостиво позволила водрузить себя на колени, зажмурила глаза, пока Эймери почёсывал ей уши и шею, разомлела и заурчала, сжимая и разжимая когтистые лапы-ладошки. Эймери тоже прикрыл глаза, а я сидела неподвижно, боясь ему помешать и отчего-то представляя совсем иную картинку, нежели в первый раз.

Дом, совсем маленький, как тот, у Лурдовского ущелья. Дождь за окном. Огонь, не нуждающийся ни в каких дровах – я же огненная одарённая, неужели не смогу что-нибудь придумать? Ребёнок, спящий на моих коленях, обнимающий какого-то плюшевого зверька. Сидящий рядом Эймери с мурлычущей кошкой на коленях, читающий вслух какую-то из мудрёных книг, которую он написал сам. Три стакана чая с молоком и простые поджаренные тосты с маслом и джемом на подносе на маленьком столике у дивана. Букет из полевых цветов в простой глиняной вазе. И я, сонная, усталая, вслушивающаяся не столько в слова, сколько в сам звук его голоса. Его рука, лежащая на моём плече.

Картинка была простая, совершенно реальная, неволшебная. Но одновременно – невообразимо уютная, тёплая, настоящая – что бы он мне ни говорил.

...невозможная для нас двоих, но настоящая.

- Стальная Космея! – пробормотал Эймери, осторожно перекладывая размякшую кошку на кровать. Покосился на меня. – Да, это ты обычно так говоришь, все твои вещи ругаются твоими словами, а ты не знала?

- Что-то увидел? – осторожно уточнила я. Он кивнул.

- Давай не здесь. Выйдем, обсудим на улице...

В этот момент мы снова услышали какой-то шум, на этот раз, очевидно, с первого этажа.

- Ещё одна кошка? – одними губами спросила я. Эймери покачал головой. В наступившей тишине отчётливо послышался скрип ступенек.

Глава 19. Женщина и кошка

Эймери, утягивая меня за собой, плавно отступил к стене с таким расчётом, чтобы открывшаяся дверь укрыла нас от визитёра хотя бы в первые мгновения. Я вжалась носом в его грудь. Вот так бы стоять и стоять…

Визитёр явно не ожидал чужаков, во всяком случае, не похоже, чтобы уж очень таился. Дверь открылась, и он – а точнее, она – просто вошла, не оглядываясь настороженно, не озираясь, не стараясь приглушить шаги.

- Кс-кс-кс, – позвала женщина, выглядывая в окно. – Ксюта? Ксюта, девочка моя…

Кошка громко муркнула и спрыгнула с кровати, принялась наворачивать круги вокруг малье… нет, скорее, мальи. Старше меня лет на десять, темноволосая, стройная, одета аккуратно, но просто, женщина развернула свернутую конусом мятую газету с каким-то тёмным содержимым, положила на пол: кошка подбежала и принялась есть, тощий хвост возбуждённо подрагивал из стороны в сторону.

- Добрый день, – Эймери сделал шаг вперёд, загораживая дверной проём, а женщина вздрогнула от неожиданности, но не вскрикнула и попытки сбежать не сделала. Повернулась к нам, демонстрируя простое, но симпатичное ненакрашенное лицо, бледное и слегка припухшее, как иногда бывает у людей с больными почками… или после бессонной ночи и долгих рыданий. – Малья Самптия, как удачно, что вы заглянули именно сегодня!

- Простите… - женщина переводила взгляд с Эймери на меня, обеспокоенно, но без паники. – Я зашла покормить кошку.

- Понимаю… очень сострадательный поступок. Уделите мне, то есть нам несколько минут, малья, прошу вас. Есть несколько вопросов касательно вашего бывшего работодателя.

Самптия, Самптия… та самая экономка и по совместительству «близкая подруга», как дипломатично высказалась бы мама, не преминув закатить при этом глаза. А ведь Эймери каким-то образом считывал воспоминания вещей, в которых эта малья была далеко не в самом пристойном виде…