Пару раз удалось отмазаться, назвав знакомых с района. А потом — не удалось. Сашка две недели щеголял роскошным фингалом.

Повторения не хотелось.

Двор за молочным магазином он миновал без приключений. Накатила и осталась за спиной волна аромата буйно цветущей сирени, частично обломанной влюбленными кавалерами; упал на голову дождь солнечных зайчиков, просеянный сквозь резные листья рябин. В арке терлись два мутных типчика, но на Сашку они внимания не обратили. Перемахнув узкую улочку, Сашка оказался в следующем дворе. Сейчас — мимо гаражей, мимо еще одних зарослей сирени, мимо рассохшегося дощатого стола, который по очереди оккупировали доминошники и картежники. Нырнуть в проходной подъезд…

Разгоряченный быстрой ходьбой, он с размаху ухнул в сырую сумрачную прохладу. Четыре ступеньки вниз, лестничная площадка полуподвального этажа, замызганные двери квартир. Скользкий каменный пол вытерт до блеска сотнями подошв. Четыре ступеньки вверх, скрипучая дверь…

Его накрыло.

Ударило, оглушило всем сразу: грохотом, ворвавшимся в уши, упругой волной огненного жара вперемешку с февральским холодом (почему февральским?!), ослепительной вспышкой, резким запахом гари…

Сашка отшатнулся. Вцепился в ручку двери, ошалело заморгал.

Что это?! Где это он?!

Он увидел незнакомый дом. Этажей двенадцать, честное слово. Облицованный гладкой розовато-желтой плиткой, с непривычно широкими окнами и вычурными балкончиками, дом состоял из корпусов-башен, собранных воедино — пучок праздничных свечей, каждая с отдельной крышей-колпачком цвета майской листвы.

Нет в городе таких домов!

Сашке очень захотелось жить в таком доме — и сразу же расхотелось. Потому что вокруг творилась настоящая жуть. Дело было не в снежной поземке, которую ледяной, до костей пронизывающий ветер с заунывным свистом гнал по улице. Рядом чадили закопченные развалины: скалились пустыми оконными проемами, топорщились сломанными обгорелыми балками на месте рухнувшей крыши. В вечернем небе полыхали багровые зарницы; где-то раскатисто ахало, заставляя содрогаться все Сашкино нутро. В уши ввинтился надсадный вой — и Сашка увидел, как с неба падает объятый пламенем самолет, оставляя за собой шлейф жирного черного дыма.

Самолет падал прямо на Сашку.

В ужасе он отшатнулся, захлопнув дверь, словно жалкий кусок дерева мог защитить его от горящей машины. Попятился, оступился и грохнулся на задницу, больно ушибив копчик. Боль привела Сашку в чувство. Подъезд, прохлада каменного мешка…

Тишина.

Никакого воя, взрывов, свиста поземки.

Война! — запоздало дошло до Сашки. Там идет война. Там — это где? Он не имел ни малейшего понятия. Но точно не у нас. Не у нас!

Вообще-то Сашка любил фильмы про войну. «Они сражались за Родину», «В бой идут одни старики», «А зори здесь тихие…», «Горячий снег». И книги любил. Мечтал: вот бы оказаться там, с автоматом в руках! Уж он бы не сдрейфил…

Сейчас Сашка хотел одного: оказаться как можно дальше от этого кошмара. Ждал, вжимая голову в плечи, что самолет рухнет на дом, погребет его, Сашку, под обломками стен и перекрытий, раздавит в лепешку…

Наверху лязгнул замок. Хлопнула дверь, по лестнице затопали тяжелые шаги. Стыдоба будет, если его застукают сидящим на полу с отбитой задницей и вытаращенными глазами по восемнадцать копеек. Сашка поднялся на ноги и пошел, побежал обратно — во двор, к маю, солнцу, свету.

На «Монополию» он опоздал. Был зрителем.

Смотрел, молчал.

Два дня ходил как пришибленный. На третий не выдержал. Вернулся во двор, прошел через подъезд, с замирающим сердцем приоткрыл дверь…

Знакомая улочка. Серая пятиэтажка напротив.

Ничего особенного.

2

После сдвоенных пар по «вышке», как студенты звали высшую математику, голова шла крýгом. Тупицей или бездарем Саня не был, математику любил, испытывая почти физическое удовольствие, когда удавалось красиво решить заковыристую задачу. Но две пары подряд — это уже перебор.

Одногруппники дружной компанией повалили в общагу. Звали с собой — в общаге дожидались надцать литров пива и связка таранок. Заманчиво, но пива сегодня не хотелось. Хотелось другого.

Чего? Он и сам не знал.

На него наткнулась тетка с тяжеленными сумками, больно ушибла Сане ногу. Выругалась: «Встал на дороге, ракло патлатое! Людям пройти не дает!» Тетка была права: место для задумчивости Саня выбрал не самое удачное. На автомате он перешел дорогу — и уперся взглядом в афишу кинотеатра. Ничего интересного. В последнее время, как грибы после дождя, расплодились видеосалоны с самым разнообразным репертуаром. Зубодробительный боевик — вот, что ему сейчас нужно.

В ближайшем салоне был эротический день: «Эммануэль-4», «Эммануэль-5», «Греческая смоковница»… Саня отправился дальше, изучая самодельные афиши, написанные цветными фломастерами: «Фантазм», «Фантазм-2», «Нечто», «Зловещие мертвецы-2»… Ужастиков не хотелось. «Рэмбо-1», «Рэмбо-2», «Красная жара», «Терминатор»…

Все смотрено по два-три раза.

Он срезал путь через двор. Возле разросшихся кустов сирени в памяти шевельнулось давнее воспоминание. Май, гаражи, сирень, он спешит к Тимке…

Май, сирень и гаражи были на месте. Стол тоже, разве что столешницу сменили на новую, из гладко ошкуренных желтых досок. За столом «забивала козла» компания мужиков лет за сорок, азартно стуча глянцево-черными костяшками. На Саню доминошники внимания не обратили.

Он нырнул в прохладу проходного подъезда. Четыре ступеньки вниз, лестничная площадка, уходящие вверх марши. Сбоку — другие ступеньки, которые ведут к скрипучей двери с облупившейся краской…

Удар.

Февральская стужа, грохот разрывов в небе. Чадят развалины. Он уже видел все это — и сейчас взгляд, заполошно мечась по безумному пейзажу, сам собой выхватывал не замеченные ранее детали. Припорошены снегом обломки на мостовой. Торшер с порванным зеленым абажуром свесился из оконного проема. Выбиты стекла в доме-башне. Иссечены осколками стволы деревьев. Обгорелый остов автомобиля на углу. Дымные трассы в небе.

Следы самолетов? Ракет?!

«Сейчас будет вой.»

Вой ввинтился в уши, словно только того и ждал. С неба падал горящий самолет, оставляя за собой жирный шлейф черного дыма. Саня дернулся, вцепился в ручку двери так, что боль скрючила занемевшие пальцы, но остался на месте. Самолет, как выяснилось, падал не на него — валился наискось куда-то за дом. Вскоре в уши ворвался раскатистый грохот взрыва.

Метров пятьсот? Дальше?

Кто-то объявился в конце улицы. Сумерки мешали рассмотреть: кто? зачем? Вглядываясь, Саня подался вперед из дверного проема. Запоздало мелькнула мысль, что это может быть опасно. В небе послышался зловещий шелест, Саня торопливо шагнул назад, оступился, чуть не упал…

Дверь захлопнулась.

Прохлада. Сумрак. Бешено колотится сердце. Тишина. Все звуки отрезало. Он постоял, успокаивая дыхание, и побрел обратно во двор. Как сомнамбула, вышел со двора, обогнул дом — и уставился на улицу: серые