– А вдруг… – заговорил Лю. – Вдруг твой муж окажется достойным человеком? Достойным твоей любви. Что будет тогда?

– Не окажется, – едва слышно прошептала Кайсин.

– Ты уже знаешь, кто он будет? – догадался юноша.

– Мне еще никто не сообщал, но да. Знаю. Я знаю, кто это.

– Ты скажешь мне?

Кайсин ответила не сразу. Она долго думала, стоит ли говорить, но решила быть честной до конца:

– Шень Ен. Нефритовый маг.

Лю резко вздрогнул. Девушка понимала его удивление. Все это походило на мрачную сказку. Ту, у которой нет счастливого конца. В которой побеждает зло и не остается надежды что-то исправить. О могуществе Нефритового мага ходили легенды. И если Кайсин и правда обещана ему, уже никто не сможет этого исправить.

Девушка продолжала гладить Лю по голове, понимая, что не в силах дать ему что-то большее. Она снова стала птицей в клетке. Птицей, которую продадут новому хозяину ради общего блага.

– Таков мой долг, – сказала она. – Прости меня.

– Ты не должна просить прощения, – воспротивился Лю. – Нет. Я замечтался. Мне не стоило все это начинать. Простить меня должна ты.

– Не говори так, Лю…

– Нет. Нет, – отрезал юноша. – Я, может, и простой воришка. Но слово свое держу. Пока у меня есть возможность, пока дышу, пока могу видеть тебя хоть изредка, то буду защищать от любых бед. Когда… когда у тебя начнется новая жизнь, я исчезну, но до тех пор буду рядом, птичка.

Не сдержавшись, Кайсин потянула Лю к себе и приникла к его губам.

Один-единственный последний раз.

Их поцелуй был сродни глотку жизни. Живительный, успокаивающий. С соленым привкусом. Она заплакала. Не вытерпел и Лю. Слезы стекали по их щекам, смешивались и опадали на пол, а они продолжали обнимать друг друга, будто в последний раз. Кайсин боялась отпустить его. Боялась, что, стоит ослабить объятия, и он растворится во тьме. Их сердца быстро бились, в такт, громко, словно гонг на городской площади, и весь мир вновь замер. Лю на миг отстранился, но только чтобы поцеловать ее в нос, в щеки, в лоб.

Оба быстро разгорячились. Он опустился ниже и осы́пал ее шею поцелуями. Его губы были повсюду. Лю целовал каждый дюйм ее кожи, каждую родинку на плечах. Он опускался все ниже и ниже, и Кайсин не могла противиться. И не хотела.

Она хотела большего.

Как и Лю.

Все это неправильно. Все не так. Она слишком приблизилась к черте, которую нельзя переходить. Всего одно мгновение, сладостное и желанное мгновение – и рухнет целый мир.

Она подведет всех, кто надеялся на нее. Она подведет и самого Лю. Он будет обречен на страшную участь. Его найдут. Не будет ни суда, ни разбирательств. Империю ждут бедствия, а его только смерть…

Почти запищав от муки, Кайсин остановила Лю.

– Я не могу…

Он хотел что-то сказать, когда громкие хлопки и смех огласили темную комнату.

Здесь был кто-то еще.

Осколки зеркала

Кайсин не сразу поняла, что происходит. Она распахнула глаза и попыталась оглядеться, но не увидела ничего, кроме тьмы. Кто-то продолжал хлопать в ладоши. Громко, но медленно и даже вяло. Так аплодируют актерам, которые плохо выступили на сцене. Солнце начинало всходить, но его света не хватало. Небо стремительно серело, и невдалеке раздался гром. Лю тоже услышал странный шум. Он резко развернулся, закрыв Кайсин собой, и начал всматриваться в глубокие тени.

– Кто здесь? – пискнула девушка, скованная страхом.

– Как же это отвратительно, – донесся низкий бархатный голос из дальнего угла покоев.

Кровь отхлынула от лица Кайсин.

Все кончено. Их поймали. И не кто-нибудь, а сам Тейтамах. Евнух все это время был здесь. Он видел все. Он слышал каждое слово.

Она всех подвела…

– Птичка, – Тейтамах растягивал слова, смаковал каждое, как лакомое блюдо. – Пташка. Наш маленький гордый буревестник. Птичка заплутала, запуталась в силках оборванца…

– Господин… – начала было Кайсин, но ее грубо прервали.

– Заткнись, соплячка! – рявкнул евнух. – Заткнись, пока тебе не дали слово! – он вдруг сбавил тон и тихо проговорил: – Милая, будь так добра, зажги свечу.

Кто-то прошел по комнате. Во тьме послышалось чирканье огнива и кресала. Мелькнули искры, и вот на столике у входа вспыхнул одинокий огонек. Кайсин сдавленно крикнула, увидев в свете свечи Мэйсу. Приемная сестра смотрела отрешенным, невидящим взглядом. Зрелище было пугающим.

– Спасибо, дорогая, – улыбнулся Тейтамах. Он был облачен в привычный темный халат, жабьи щеки все так же свисали с лица, а на идеально выбритой голове танцевали блики от огня. – На чем я остановился? Ах да… птичка выпорхнула из клетки. Я уже начал беспокоиться, что птичка не вернется. Что птичка вкусила вольной жизни и решила остаться с отребьем.

– Что ты сказа… – зарычал Лю, но вдруг схватился за горло.

Комната Кайсин резко утонула в темном тумане. Тошнотворные волны окутали все вокруг, забились в углы, вырвались в окно. У Кайсин сперло дыхание. Она немедля узнала ту самую ауру, какую видела при первой встрече с Тейтамахом. Грозная и пугающая, она устремилась к Лю, подобно прыгнувшей на жертву змее.

Неведомая сила подняла его над землей и сдавила шею. Юноша барахтался, как утопающий, хватался за воздух, извивался, словно змей в огне, а Тейтамах сделал шаг навстречу, высоко подняв перед собой свою трость. Камень, украшавший ее, пылал зеленым огнем. Вся комната озарилась ярким светом, от которого резало глаза. Но Кайсин смотрела и кричала, не в силах предпринять что-либо.

– Нет! Прошу! Отпустите его, господин!

– Как смеешь ты даже дышать в моем присутствии, – прошипел Тейтамах, выплевывая слюну. – Чернь!

Он взмахнул тростью, и Лю пролетел несколько шагов, описав дугу. Юноша ударился головой об стену, рухнул на кровать и обмяк. Зеленый огонь погас, и покои вновь объяли длинные тени.

Евнух быстро успокоился и заговорил обычным тоном:

– Твоя сестра обо всем мне рассказала, птичка. – Он усмехнулся и не спеша пошел вперед. Аура силы поплыла вслед за ним. Воздух трепетал над его головой и плечами, плененный могуществом евнуха. – Об этом твоем дикаре Лю, о вашем «приключении» в городе. Я даже не подозревал, что Первый советник Императора окажется таким тупоголовым бараном! Он отправил тебя одну в город, бедное беззащитное дитя…

– Меня сопровождал верный страж, господин. – Кайсин смиренно села на колени и склонила голову. – Моей жизни ничего не угрожало.

– Эта твоя дурнушка Мэйсу поведала мне иное. Впрочем, неважно. – Евнух с грохотом опустил трость. – Когда я