Шрифт:
Закладка:
Зейнаб сидит в гостиной перед телевизором и крутит пульт в руках. Нажать на кнопку, включающую большой плазменный экран, она никак не решается. Телефон тоже лежит рядом. Антошке или Марине? Наверное, всё-таки Марине. Марина стоит третьей в списке избранных. Зейнаб нажимает на нужную строчку.
Она всегда шутила, что дети поменялись характерами. Природа что-то напутала, Маринка получилась копией отца: волевая, решительная, не то что коня, целый табун на скаку остановит. И заставит извиниться, что слишком громко копытами цокали и пыль подняли. Зейнаб даже боялась, что такую замуж никто не возьмёт, а если и возьмёт, то из-за папиной фамилии. Но нет, в семейной жизни Марина оказалась такой же спокойной, как Зейнаб, на мужа смотрела с уважением и любовью, а уж когда появились двойняшки… Впрочем, это отдельная история. А с Антошкой наоборот, и даже непонятно, в кого он такой мягкий и ранимый. Подростком всё стихи писал и песни сочинять пытался. Потом влюбился, женился, но быстро разочаровался и в своей любви, и, почему-то в творчестве. Отец развод не поддержал, в его лексиконе и слова-то такого не было. Тем более, там тоже ребёнок родился, мальчик. Антошка как-то заикнулся, что это не его, что он не уверен… Андрей ему даже договорить не дал, влепил пощёчину, да так, что Антон к стене отлетел.
– Не смей! Веди себя как мужчина! Ты – Кигель! Хочешь быть трусливым подонком, смени фамилию.
Зейнаб тогда конечно же вступилась, расплакалась. Сына было жаль, запутался парень, да и к невестке у неё тоже вопросы имелись. Но и мужа она понимала. И дело даже не в том, что журналисты с удовольствием подхватят новость и разнесут по всем газетам, что в семье Кигелей не всё так ладно, как они пытаются показать в уютных передачах на федеральных каналах с чаепитием и улыбками на камеру. Просто Андрей очень трепетно относился к теме детей и родительства. Он сам вырос без отца и не хотел такой участи своим внукам. И даже если не совсем своим, неважно. Носят его фамилию – значит, свои.
Антон так и не развёлся, но с творчеством завязал. Ушёл в бизнес, тоже с подачи отца, конечно. Сначала пытался машинами торговать, потом открыл несколько магазинов мужской одежды, а потом как-то увлёкся ресторанным бизнесом и понял, что это его. Тут папа опять помог, разрекламировав заведения Антона среди артистической братии и организовав в них пару банкетов. Бизнес пошёл в гору, в качестве ресторатора Антон почувствовал себя уверенно. И даже с женой у них отношения улучшились, вскоре у Зейнаб появился уже четвёртый внук. Теперь уж точно Кигель, с тяжёлым, явно дедушкиным взглядом, под которым ёжились приставленные к мальчику няньки. Но характер у Антона остался прежним, мягким и покладистым.
И Зейнаб набирает номер Марины. Та отвечает моментально:
– Мама, ты только не волнуйся. Всё будет хорошо, ты же знаешь папу. Он просто пошёл туда как переговорщик.
– Просто?! Просто, Марин? Они же звери, они захватили в заложники детей-инвалидов! Для них нет ничего святого, что им какой-то там артист.
Зейнаб понимает, что потеряла контроль над эмоциями, и оборачивается, нет ли кого в комнате. Но нет, помощница по хозяйству возится на втором этаже, оттуда доносится гул пылесоса. Водитель и садовник в дом без приглашения не заходят, у них отдельная пристройка для отдыха.
– Говорят, там уже были слышны выстрелы, – шепчет в трубку Зейнаб.
– До того как папа туда зашёл, – спокойно уточняет Марина. – Я слежу за новостями. А ты, пожалуйста, не включай телевизор, не накручивай себя. Я тебе буду звонить и докладывать ситуацию, хорошо? И вообще, давай я к тебе приеду! Через час забираю девок из школы и сразу к тебе.
У неё деловой и решительный тон. Папина дочка. Как будто ничего не произошло, как будто всё идёт по плану. Как будто отец каждый день жизнью рискует… Впрочем, к последнему можно было уже и привыкнуть.
– Мариш, я не могу так больше, – всхлипывает в трубку Зейнаб. – Я думала, уже всё. Сколько я пережила его поездок в Афганистан, в Чернобыль, в Чечню…
– В Чечню он ездил, когда там уже всё закончилось, – опять уточняет Марина, и Зейнаб отчаянно хочется её чем-нибудь стукнуть.
– Только-только закончилось! И у каждого второго ещё был за спиной автомат!
– Артистов никто не трогает. Ни на войне, ни на зоне. Мама, не накручивай себя. А то ты не знала, за кого замуж выходила.
– Господи, с тобой невозможно разговаривать. Вся в отца. Приезжай уже!
Зейнаб раздражённо бросает трубку. Конечно же она знала, за кого выходила замуж.
***
Самое смешное, что ту первую совместную поездку, которую можно считать началом их отношений, Зейнаб совершенно не помнила. Как будто стёрлась из памяти. Андрей часто рассказывал в передачах и интервью историю их знакомства, про концерты на улице в лютый мороз и про какую-то картошку с лавровым листом, которую она варила на всех. А Зейнаб ничего не помнила: ни мороз, ни картошку. Ей казалось, они были знакомы всегда. В её памяти остались школьные тетрадки, белые фартуки и абрикосы, растущие вдоль дороги к дому, поступление в институт в Москве «заодно с подружками», а потом сразу Андрей, знакомство с Аидой Осиповной и свадьба в Грибоедовском зале. Банкет был шикарный, триста человек приглашённых. Кажется, она только тогда осознала, насколько известен человек, за которого она выходит замуж, сколько у него друзей! С её-то стороны были только родители да три подружки. Хотя Андрей убеждал: зови всех, всю родню и знакомых, свадьба один раз в жизни случается. Но Зейнаб не хотела никого звать, ей вообще никто не был нужен, кроме Андрея. Он покорил её какой-то надёжностью, основательностью. На него взглянешь, и сразу понятно, что он не шутит, не притворяется. И про «один раз в жизни» не шутит особенно. Он потом в интервью часто вспоминал анекдот: «Вы столько лет прожили с женой, неужели у вас не было желания развестись? Развестись – никогда, убить – было!» Так у них и получилось. Развестись? Да такое бы в голову не пришло ни ей, ни
