— Наверное вы голодали когда-нибудь?!

— Я? — и он сухо рассмеялся. — Я. Нет. Но видел, как женщины готовы на все ради куска хлеба и как они тогда покладисты!

Анни даже дернула плечами от сдерживаемого раздражения и злости.

— Может они не от голода. А ради детей? А вы на пожертвования, конечно же не способны! Кто-то от тупого безделья с ума сходит, а кто-то от горя и нищеты.

Он стал сердито серьезным. Но тут в комнату вошел граф. Он был удивлен и очень обрадован. Но, глянув в сторону своего отпрыска, ему стало неудобно, за вид своего сына, за запах перегара в гостиной. Но, уже ничего не поделаешь в данный момент и он спешно отвернулся. В жилетке на белоснежную рубашку, он собирался завтракать и отъехать из дома. Она увидела искреннюю радость в его глазах и легкую озадаченность. Руки целуют только дамам высокого сословия, но он всегда припадал губами к её запястьям. Предложил ей завтрак, и она согласилась, хотя аппетита совсем не испытывала. Желание поведать ему свою проблему было четким и осознанным, но она не знала, как это преподнести. Он заметил её замешательство и озабоченность и решил не ходить вокруг да около, а облегчить её положение.

— Анни, я вижу вы чем-то озабоченны и давайте сейчас без лишних ушей все мне расскажете — взяв её за руку он повел в свой кабинет. И все время, пока она ему рассказывала о том, какая проблема свалилась ей на плечи столь внезапно, ЕГО ЛИЦО ВЫТЯГИВАЛОСЬ И МРАЧНЕЛО.

В конце возникла томная, долгая пауза и повисла тишина. Граф размышлял, стоя у окна, устремив свой взгляд на улицу, но на самом деле его внутренний взгляд пытался заглянуть внутрь себя и разобраться в своих ощущениях. Его угнетала щемящая тоска в осмыслении того, что шансов у него вызвать у молодой девушки хоть чуточку любви к себе, таяло как февральский снег. И если раньше её заботы были обращены только на учебу, но сердце её было свободно. То теперь он услышал, вернее догадался о том, что сердце девушки стало занято. Иначе не возникло бы этой проблемы. Если она говорит, что не имеет никакого отношения к запрещенной литературе, значит так оно и есть. Для него Анни всегда была кристально честна. Он просто знал в сравнении, насколько могут люди лгать, какой у них тогда вид и каким тоном голоса они обычно это делают. Каждодневное общение с сыном, с людьми в бизнесе научили его этому знанию. Анни кто-то приревновал из высокопоставленных особ и решили убрать с поля зрения. Все так банально!

Анни же с нетерпением ждала ответа графа. Но тактично, чтобы не висеть над ним своей нетерпеливой энергетикой отошла в конец комнаты и затихла.

А он все молчал и молчал. И Анни уже стала думать, что он не захочет брать на себя ношу разрешения её проблемы.

И вот он принял решение для себя и еще более пристально поглядел на девушку. Слова его стали медленными и очень неуверенными. Ему не легко было это говорить:

— Милая моя девочка. Я, конечно же сделаю все, чтобы разрешить эту проблему. И мне это ничего не стоит, я поеду к ректору, предложу ему денег. Я постараюсь.

Анни шумно выдохнула. У неё как груз свалился с плеч. Не может же такого быть, чтобы ректор университета не пошел на компромисс с самим графом фон Махелем, одним из самых влиятельных людей в Венгерском королевстве. Владельца завода, ипподрома и нескольких магазинчиков. Но она видела, что граф еще многое хочет сказать. Напряжение осталось.

Он медленно пересек всю комнату и близко подошел к девушке.

— Анни Милешевская, девочка моя, не хочу ходить вокруг да около. Уже довольно длительный период времени я мучаюсь одной дилеммой, а в разрешении её уже только вы можете мне помочь, — и она увидела какой напряженный и печальный у него взгляд, — Анни, я люблю вас. Я желаю взять вас в жены. Почему дилемма — потому что я знаю, что намного старше вас, но я могу, я уверен, я могу сделать вас счастливой и дать вам все для осуществления ваших планов в жизни. Вы взрослеете, я это вижу, вы станете жить со мной совершенно другой жизнью. У вас исчезнут проблемы, которые вас тревожат. Мое положение и мое состояние. Анни, вы достойны другой жизни, а я только такую женщину хочу привести в свой дом… — и он умолк, и она кожей почувствовала его напряжение.

Слегка придавленная услышанным, и… сбитая с толку, непредвиденным оборотом событий, она как солдатик, опустив руки по швам смотрела на него, удивленно хлопая длинными ресницами.

Он взял её ладошки в свои руки и стал медленно целовать. Она и шла сегодня, предвидя какую плату ей придется решиться заплатить за решение своей проблемы. Но это было столь неожиданно и масштаб этого предложения так грандиозен, что она даже речи лишилась в первые минуты услышанного.

Он перестал целовать её руки, нерешительно и осторожно взял за плечи и притянул к себе. Любовь его была осторожной. Он вначале слабо коснулся её губ, потом сильнее и вот она почувствовала, как он отпускает свои эмоции и поцелуй набирает силу и страсть. Она даже побоялась отстранятся, но, но… надо признаться, она его не хотела.

Когда он отпустил её, она чуть не расплакалась от той муки, которая вошла в её осознание. Муки выбора. И муки выбора не сердца, а разума.

Он в ожидании не сводил с неё глаз. И она понимала, что должна что-то сказать.

— Ваше сиятельство… — начала она, но он перебил: — Анни, я прошу тебя называть меня просто.

— Граф. Я так ценю ваше отношение ко мне, но… но я не ожидала, это для меня так, так… я не могу прийти в себя. Можно мне пойти домой и все осмыслить? Я сейчас не готова, я в шоке.

Он опять притянул её к себе и поцеловал в лоб, по-отечески.

— Конечно, конечно, милая. Я не буду давить на тебя. Ты подумай. Решается твоя жизнь. Я буду ждать. — Отпустил. — Позавтракай со мной.

Вернувшись домой в легком трансе, она застала ожидавшую её подругу.