отказ от заманчивого предложения (со ссылкой на плохое состояние здоровья) был продиктован серьёзной причиной: он никогда не забывал о судьбах предыдущих царских премьеров (того же Витте), которые в мгновение ока могли распрощаться с высоким постом, лишившись почему-либо расположения императора. Быть заложником этой системы осмотрительный Кривошеин не желал. Личные перспективы он видел в утверждении такого государственного порядка, при котором политическая устойчивость обеспечивается не только верховной волей, но и в равной степени — поддержкой Госдумы. Имея в виду эту сбалансированную модель, Кривошеин не без успеха, как он считал, воздействовал на Николая II, с которым установил доверительные отношения (практически в два дня мог устроить высочайшую аудиенцию, чем многие пользовались[793]). Он оптимистично смотрел в будущее, например, делился с французским послом своей уверенностью в готовности Николая II пойти на реформу государственной власти, расширить контроль Думы над правительством, провести децентрализацию ведомств; с удовольствием рассуждал об изменениях в управленческой психологии, связанных с появлением Думы[794].

Важно подчеркнуть ещё одно обстоятельство: в литературе традиционно считается, что полем создания Прогрессивного блока стали законодательные палаты — Госдума и Госсовет. Однако более широкое привлечение источников позволяет существенно уточнить картину. Усилия Кривошеина по конструированию новой политической реальности не в меньшей степени учитывали придворные, а не думские расклады, так полюбившиеся современным историкам. Начавшаяся Первая мировая война подарила Кривошеину неожиданного союзника, весьма полезного для подстраховки его комбинаций, — старейшего к 1914 году члена императорской фамилии вел. кн. Николая Николаевича. Тот посвятил себя командованию кавалерией, регулярно устраивал смотры в разных частях империи, коими вечно оставался недоволен, открыто бранил генералов, заслужив репутацию справедливого человека. Пожалуй, это единственный из великих князей, кого знали не только в общественных кругах, но и в широких слоях населения[795]. Именно его Николай II назначил Верховным главнокомандующим российской армии (сначала он думал о кандидатуре военного министра Сухомлинова, но тот отказался из-за их взаимной неприязни с активным царским родственником[796]). Хорошо известно, что отношения между семьями государя и вел. кн. Николая Николаевича примерно с 1912 года были натянутыми: камнем преткновения стала фигура Распутина, попавшего ко двору как раз благодаря супруге великого князя. И император не без колебаний отказался от командования войсками; при отъезде Николая Николаевича в Ставку даже не приехал на вокзал, прислав вместо себя дворцового коменданта Воейкова[797]. Верховный главнокомандующий не мог не осознавать шаткость своего положения, так что планы Кривошеина по повышению роли Думы пришлись ему явно по душе. Сотрудничество между ними стремительно налаживалось; вместе они дали жизнь общественным организациям для помощи фронту — Земскому и Городскому союзам, ЦВПК, — которые наполнились оппозиционно настроенной публикой. Закономерно, что великий князь быстро превратился и в любимца Госдумы.

Сближению во многом способствовал и тот факт, что Николай Николаевич олицетворял неприятие распутинщины, поразившей, по убеждению многих, российский трон. Кружок Распутина — Вырубовой стал синонимом «тёмных сил» при дворе, против них жаждали объединиться представители прогресса, и поддержка великого князя была как нельзя кстати. Ситуация в чём-то напоминала Великие реформы начала 1860-х годов, когда вел. кн. Константин Николаевич (младший брат Александра II) патронировал либеральные преобразования сверху, но провести прямую параллель едва ли можно — и прежде всего из-за личности самого Николая Николаевича. Мягко говоря, он был далёк от либерализма и даже не пытался поддерживать либеральное реноме: об этом усиленно заботились те, кто был заинтересован изображать из него знамя. А Николай Николаевич действовал в соответствии со своими представлениями: устраивал еврейские гонения в прифронтовой зоне, не стесняясь арестовывать местных раввинов[798]; отдал приказ арестовать известного московского предпринимателя Ю.П. Гужона, позволившего себе избыточную критику военного командования на Промышленном съезде в начале июня 1915 года[799]. Последнее событие буквально потрясло всю Первопрестольную, кинувшуюся вызволять председателя Московского общества фабрикантов и заводчиков[800]. Удивительно, но репутацию того, с кем связывали большие надежды, это никак не испортило.

Прелюдией к образованию Прогрессивного блока стали назначения депутатов на руководящие посты в правительстве весной 1915 года, впервые за всё время существования Думы. По замыслу Кривошеина, это продемонстрирует её возрастающую роль в общей системе власти. Заместителем самого Кривошеина в Главном управлении земледелия и землеустройства стал бывший членом Думы В.В. Мусин-Пушкин, а товарищем министра внутренних дел — товарищ председателя ГД кн. В.М. Волконский. Надо сказать, что эти шаги были чётко выверены опытным царедворцем, коим, без сомнения, являлся Кривошеин. Так, Мусин-Пушкин получил место одновременно с перемещением оттуда графа П.Н. Игнатьева в министры народного просвещения. Предлагая Николаю II данную комбинацию, Кривошеин прекрасно понимал, что она будет воспринята благосклонно: Игнатьев был давно и хорошо знаком императору по совместной службе в Преображенском полку. Более того, родной брат Игнатьева продолжал служить там же. Они оба пользовались особым расположением Николая II: в узких кругах знали, что Игнатьеву дозволено говорить государю вещи, «которых в то время никто себе безнаказанно позволять не мог»[801]. Правда, он, как и многие выходцы из гвардейской среды, «был, в сущности, лишён определённых политических убеждений» и хотел лишь покрасоваться либерализмом и всем понравиться»[802]. Расчёт Кривошеина полностью оправдался, и так прошло первое назначение думца на высокий правительственный пост. Во втором случае, с князем В.М. Волконским, тоже не обошлось без придворной «прокладки». Занимая должность товарища председателя Госдумы, князь не оставлял надежд возглавить МВД. В этом его поддерживал приближённый к Николаю II флигель-адъютант князь В.Н. Орлов — родственник Волконского[803]. К тому же этот депутат с аристократической «прокладкой» давно состоял в дружеских отношениях с младшей сестрой императора вел. кн. Ольгой Александровной, которая покровительствовала ему и «тихонечко приводила» к императору[804]. Зная эти обстоятельства, Кривошеин беспроигрышно переместил Волконского из нижней палаты на пост товарища министра внутренних дел.

Следующим шагом стало удаление из состава правительства пользовавшихся у общественности дурной репутацией ряда министров: военного — В.А. Сухомлинова, внутренних дел — Н. А. Маклакова и юстиции — И.Г. Щегловитова. Кривошеин убеждал в этом императора ещё до начала Первой мировой войны, получив карт-бланш после смены кабинета (конец января 1914 года). Уже в мае ему удалось добиться согласия императора на увольнение вышеперечисленных лиц[805]. Осведомлённые люди говорили: поначалу записка, направленная государю, встретила отрицательное отношение; однако в связи с ширящимся недовольством не только политических групп, но и торгово-промышленного сословия предлагаемые шаги были признаны целесообразными; кадровые изменения намечались на осень 1914 года[806]. Всё это вносило заметное напряжение в работу Совета