Шрифт:
Закладка:
На вахте общежития его ждал пухлый конверт с отчетом Даррена. Быстро работает. Внутри оказалась запись беседы с лавочником. Корделия не поленилась отойти на пару кварталов от университета, чтобы купить яд, но ей это не помогло. Все как они с Даром и предполагали: чтобы вывести веснушки, бедная девушка была готова на любые жертвы, и умываться мышьяком в том числе, а в косметическую лавку не пошла, потому что там тот же мышьяк в два раза дороже, а какая разница, если наружно?
Кроме отчета и чека, от суммы в котором Родерик восхищенно хмыкнул – знает себе цену! – лежала еще утренняя газета, свернутая так, чтобы в глаза в первую очередь бросался раздел светской хроники. Родерик хмыкнул снова. Да, услуги Дара стоили заявленного; ему самому бы в голову не пришло просматривать утренние газеты. Он прихватил сумку с тетрадями и направился на центральную аллею. Устроился на скамейке там, откуда расходились дороги ко всем корпусам, и миновать которую по дороге из общежития было невозможно, и начал ждать.
Корделию он заметил издалека. Когда она приблизилась, вырос на дороге, с легким поклоном поздоровался.
– Поговорим?
Теперь, когда Нори была на свободе и невредима, гнев его утих, и даже Сайфер помалкивал, видимо, поняв, что отгрызание голов откладывается на неопределенный срок. Но все же эту историю следовало завершить, и завершить так, чтобы ни у кого не осталось сомнений – зло наказано, и любой, кто попытается навредить Нори, получит по заслугам.
Бенедикт уже шарахается от собственной тени. Корделия тверже. Впрочем, и она выглядела неважно – густой слой пудры не скрывал синяки под глазами от недосыпа, да и искусно наложенные румяна лишь подчеркивали бледность.
– Слушаю, – кивнула она.
Родерик жестом пригласил ее сесть, сам опустился на скамейку рядом.
– Вот это, – он протянул ей листы. – Копия записанной беседы с лавочником, у которого ты покупала мышьяк.
– Какой же ты подлец… – прошипела Корделия.
«Это не мы пытались отправить на каторгу ни в чем не повинную девочку!» – возмутился Сайфер.
Родерик не стал пререкаться. Пусть обзывается как хочет.
– Я представлю эти записи на комиссии по этике. Сама понимаешь, если ты начнешь говорить, будто собиралась умываться мышьяком, сделаешь только хуже. Банальная петрушка с лимонным соком и немного магии безопасней и куда эффективней. Уверен, именно этим лосьоном ты и пользуешься.
Корделия бросила на него полный ненависти взгляд.
– Это все?
Она попыталась встать, но Родерик, опередив ее, положил ей на колени свернутую газету.
«Барон Хардинг и баронесса Вудруф объявили о расторжении помолвки», – гласил заголовок. Небольшой, один среди множества сообщений о помолвках, свадьбах, рождениях и смертях. Однако Корделия разглядела его и переменилась в лице. Родерик готов был поспорить – баронесса Вудруф понятия не имела о том, что они с женихом «выявили непримиримые противоречия во взглядах на семейную жизнь» и «намереваются остаться добрыми друзьями». Жених наверняка написал ей, но дошло ли письмо, и, если дошло, успела ли Корделия его прочесть?
Родерик отвел от нее взгляд лишь на миг. Ровно для того, чтобы увидеть, как Лианор, шагавшая по аллее, остановилась, точно налетев на стену, а потом решительно свернула в кусты.
Первым его порывом было – броситься следом, догнать, объясниться. Несмотря на разделявшее их расстояние, эмоции Нори обожгли его. Было совершенно очевидно, что она едва сдерживает слезы.
Нет. Сперва нужно закончить с этим делом. Даже если он не успеет поговорить с Лианор до пары, оба они никуда не денутся из этого университета, и время для объяснений еще будет. Тем более, что Родерик сам прекрасно понимал: он обидел Нори, удрав от нее порталом, и готов был извиняться столько, сколько нужно.
Только бы она не накрутила себя еще сильнее. Ну почему вроде бы разумная и здравомыслящая девушка творит редкие глупости, поддавшись эмоциям! Почему он сам не далее как сегодня, поддавшись эмоциям, сотворил редкую глупость!
На самом деле Родерик знал ответ и как целитель, и как наследник престола, но сейчас было совершенно не ко времени вспоминать нейрофизиологию.
«Могу я напомнить», – съехидничал Сайфер.
«На экзамене напомнишь».
А забавно, если он получил вместе с драконом живую шпаргалку.
«Не боишься, что неправильно подскажу? Чтобы собственным умом жил и на чужой не полагался?»
Он отогнал неуместные мысли, снова обернулся к Корделии.
– Уезжай, – сказал он. – Тебе больше нечего делать в столице. В твоих интересах не доводить дело до комиссии по этике. Если она все же соберется, ты навсегда окажешься без диплома и с пятном на репутации.
По лицу Корделии было видно, что она это прекрасно понимает.
– Скажи мне только одно. – Она встала, и Родерик поднялся вслед за ней. – Чем эта девка с боевого лучше меня?
– Я не якшаюсь с девками, Корделия.
– Надеюсь, ей ты так же перевернешь всю жизнь, как и мне.
Он отвесил церемонный поклон и двинулся к корпусу боевиков.
Лианор всегда старалась прийти загодя, так что будет время поговорить. Тем более, что не так уж много времени нужно, чтобы сказать: «Прости, я был неправ».
И в самом деле, до пары оставалось еще полчаса, когда Родерик заметил на аллее знакомую фигурку.
Увидев его, Нори замедлила шаг. Для человеческих глаз она была слишком далеко, чтобы разглядеть выражение лица, но дракон видел и покрасневшие веки, и припухший нос…
«Только не говори, будто она плакала из-за меня!» – взмолился Родерик.
«Не знаю. Но ей очень-очень грустно».
… и то, как завидев его она заметалась, да вот беда, некуда было сбежать в этот раз. Да даже если бы и было куда, Родерик не позволил бы ей.
Но Нори и не собиралась бежать. Вздернула подбородок, выпрямила плечи и двинулась вперед.
– Я скучал.
Родерик взял ее ладошки в свои. Нори глянула снизу вверх, губы ее дрогнули – то ли в улыбке, то от того, что она собралась расплакаться. И безо всякого дракона Родерик видел, что она одновременно и рада его видеть, и сердится, и расстроена.
Нори отстранилась, и он не стал ее удерживать.
– Я обидел тебя. Прости меня, пожалуйста. Я растерялся и сглупил.
Она ойкнула, растерянно глядя на него снизу вверх. Похоже, девушка не привыкла, чтобы перед ней извинялись.
Правду говоря, Родерик тоже не привык извиняться,
