Шрифт:
Закладка:
– Мне страшно, – призналась я.
Кассия ответила не сразу.
– Мой отец был никудышным мужем и совершенно отвратительным отцом, память о нем – то, без чего я прекрасно могу обойтись. Возможно, и ты решишь, что твои родители не заслуживают того, чтобы о них помнить, но убедиться в этом будет больно. А еще ты наверняка боишься, что пропасть между тобой и Родериком оформится окончательно.
Я кивнула, часто моргая.
– Конечно, тебе страшно. – Очень мягко проговорила Кассия. – Вторая возможность – пойти на поводу у твоего страха. Постараться забыть о той женщине и никогда не появляться в окрестностях летнего сада.
– И всю жизнь ненавидеть собственную трусость, – сказала я.
– Не обязательно. Любому человеку хочется жить в ладу с собой, и разум его очень быстро находит оправдание любым поступкам, и хорошим, и плохим. Страх сам по себе не хорош и не плох, его предназначение – уберечь от опасности. Вопрос в том, стоит ли тебе сейчас его слушать?
– Спасибо, я обдумаю это. – Я глянула на часы. – И спасибо что нашли время для меня. Не буду больше отнимать его.
На самом деле я уже решилась, и следовало поторопиться, чтобы не опоздать в университет.
– Возьми с собой ватрушек. – Кассия достала из все того же шкафчика белоснежный холщовый мешок. – Пригодятся.
И я поняла, что больше не нужно ничего объяснять.
По дороге к летнему саду я раза три порывалась свернуть и отправиться в университет. Чтобы не пропустить обед, чтобы как следует подготовиться к следующей паре, и еще десяток «чтобы».
Чтобы, наконец, отловить Родерика и потребовать объяснений.
Эта мысль привела меня в чувство. Я представила, как зажимаю в углу парня выше меня на полторы головы и раза в два тяжелее, наскакивая на него. Это будет выглядеть, словно мелкая шавка прыгает на здоровенную овчарку, а та только пятится с выражением морды «не покалечить бы ненормальную». Я расхохоталась сама над собой и уже уверенней зашагала вперед.
В конце концов, я будущий боевой маг, и если я сейчас не научусь идти навстречу страху, то что я буду делать в случае настоящей опасности?
Нищенка сидела на своем месте. Увидев меня, она тут же отвернулась, словно я была пустым местом, но по тому, как напряглись ее плечи, как вжалась шея, я поняла – она боится. Тоже боится.
Внутри все сворачивалось в ледяной узел, но я встала напротив нее, загородив солнце, так что игнорировать меня было невозможно.
– У меня нет денег, заплатить за предсказание, но есть еда, – сказала я, раскрывая сумку.
Аромат еще не остывших ватрушек поплыл по улице, так бы сама и съела, даром что сыта. Все-таки Кэт потрясающе готовит.
Ноздри нищенки дрогнули, но глаз она не подняла, старательно глядя куда-то мне в живот.
– У меня нет для вас новых предсказаний, госпожа, а старые впрок не пошли.
– Тогда расскажи мне что-нибудь старенькое. – Я присела напротив нее, безуспешно пытаясь заглянуть в глаза. – Например, о девчонке, которую оставили на крыльце приюта, завернутую в холщовую сумку с вышивкой.
– Мало ли таких девчонок и таких сумок, – усмехнулась она, по-прежнему избегая моего взгляда.
Интересно, если отмыть ее серые патлы, они станут пепельно-белыми, как у меня?
– О девчонке с нездешним именем Лианор…
Мне говорили, что имя мне дали в приюте. Но что, если это не так?
Нищенка вздрогнула, а я продолжала:
– Девчонке, которую отдали в добрые руки восемнадцать лет назад в возрасте около двух недель.
– Десять дней, – вырвалось у нее. – Теперь женщина, наоборот, вглядывалась в мое лицо, лихорадочно, точно собираясь запомнить на всю оставшуюся жизнь. – Лианор – красивое имя. Господское. И ты красивая выросла. Красивая и сильная. Все у тебя будет хорошо, если не позволишь тому хлыщу тебя смять.
– Мама? – выдохнула я.
Она замотала головой.
– Нет. Мать – которая вырастила. Я тебе никто. Уходи.
Я молчала.
– Уходи, тебе говорят! – закричала она. – Мне нечего тебе сказать! Катись отсюда! – Она изрыгнула поток грязных ругательств. – Катись, и чтобы я никогда больше тебя не видела!
Она замахнулась, но не ударила. Я молча положила ей на колени мешок с ватрушками и зашагала прочь, кусая губы, чтобы не разрыдаться.
Глава 24
Дорога до университетских ворот показалась мне бесконечной. Почему я не умею открывать порталы? Почему не могу просто переместиться в свою комнату, прореветься и успокоиться? Мне казалось, что взгляды всех обращены на меня, и сколько ни тверди себе, что на самом деле каждого из этих людей волнует лишь он сам, поверить в это не получалось. Успокоиться тоже.
«Может быть, ответ тебе не понравится, но, по крайней мере, появится хоть какая-то определенность», – сказала госпожа Кассия. Только никакой определенности не появилось, потому что ответа я так и не получила.
Или не захотела услышать его.
Дойдя до университетских ворот, я все же кое-как сумела взять себя в руки. Часы над воротами показывали, что обед уже заканчивался. Впрочем, есть я не хотела. Я снова посмотрела на часы. Ни туда, ни сюда. Слишком мало времени, чтобы успокоиться, слишком много – чтобы дойти до общежития, собрать тетради и подготовиться к новой паре.
– Лианор Орнелас? – окликнул меня мальчишка, один из тех, что сновали туда-сюда по территории университета, разнося документы и письма. Вот странность – магия изобрела водные артефакты, будильники, защиту от подслушивания и одним богам ведомо, что еще, но до сих пор не знает способа мгновенно передать сообщение от одного человека к другому.
– Да, это я.
– Вам записка от декана с приказом явиться не позже, чем за четверть часа до начала третьей пары.
Отлично. Вот и убью время. И неважно, что ничего хорошего встреча с деканом обещать не может. Настроение у меня и так никудышное, испортить его уже ничего не способно. И времени как раз столько, чтобы хорошим шагом дойти до общежития, взять тетради и добраться до корпуса боевиков.
Я не стала гадать, что могло понадобиться от меня декану. Разум и без того был взбаламучен событиями дня. Но, видимо, богам оказалось мало тех встрясок, что они устроили сегодня. Вероятно, чтобы добить меня окончательно, на скамейке у развилки аллей сидел Родерик, а рядом с ним маячили рыжие патлы Корделии.
Родерик
В университет он вернулся к обеду, но в столовой Нори не появилась. Близнецы сказали, что она