— И чеченцев он прислал?

— Да. Их не посвящали в подробности конфликта, как и вас. Но отыграли и вы, и они — на высшем уровне.

— Я надеюсь, вы понимаете, что Орловского будут искать? — спросил я. — Никто не простит пропажу таких сумм.

Глаза Петра Петровича из улыбающихся вдруг стали мертвыми. Меня аж передернуло от этой метаморфозы.

— Уверяю вас, — сказал он, — это совершенно бессмысленно.

— Допустим, — согласился я. — А вам все это было нужно ради денег, так?

— Вы хотите простого ответа на сложный вопрос, — сказал Петр Петрович с пафосом. — У нас в конторе умные люди уже поняли, что все. Мы проиграли. Вам проиграли, Алексей Владимирович, и таким как вы. Мы не обеспечиваем безопасность государства, это просто невозможно. Сажать бы пришлось всех, а это так и так — развал. Мы, Алексей Владимирович, ведем партизанскую войну. Скорее по инерции, по привычке. Бессмысленную войну, обреченную на проигрыш. Мародерим, да, не без этого… На войне, как на войне.

— Вам бы с трибуны такую речь толкнуть, — сказал я, — народ за вас в Верховный Совет проголосовал бы — только в путь! А так все эти речи очень уместны, не находите? — Я кивнул на мусорные ящики. — Здесь этому пафосу самое место. Лично вас я понимаю, Петр Петрович. Вы же были элита. Боевой отряд партии, хозяева жизни и смерти. А теперь пришли новые хозяева, власть у вас ускользает, удержать ее вы не можете. Вам обидно, да. Не за страну, не за народ, когда вас интересовали такие пустяки… Вам не верят, Петр Петрович, понимаете? Люди готовы пойти с кем угодно, только бы не с вами. Вы надоели до тошноты. Вы сами себе надоели, ничего у вас не вышло, страну не сохранили, народ от вас тошнит. Вы неудачники, Петр Петрович. Вы пустили все на самотек — пусть валится! — а сами боитесь будущего, боитесь, что вам не найдется в нем места, вот и страхуетесь — тырите какие-то куски у новых хозяев жизни. Сколько там, кстати, вышло? Миллиона три-пять долларов по черному курсу? Что же, неплохо. Можно жить где-нибудь в Бруклине тихо и мирно… Только вы все равно не сможете тихо и мирно. Сопьетесь.

Петр Петрович любезно кивнул.

— Вы во многом правы, Алексей Владимирович. Может быть даже во всем. У вас ко мне еще вопросы есть?

— Наши отношения на этом закончились, не правда ли?

Петр Петрович пожал плечами.

— Лично мне вы не нужны. Поводов для нашего общения в будущем я не вижу. Впрочем, я не зарекаюсь.

— Я надеюсь, — сказал я, — что вам не приходят в голову никакие глупости?

Он усмехнулся.

— Ну что вы, Алексей Владимирович… Вы же человек разумный и наверняка подстраховались. Тем более, что вы знаете мое имя. Мне наоборот, пылинки с вас сдувать нужно.

— Все верно, — сказал я. — Кое-какие материалы у меня имеются, фото наших встреч и записи разговоров. Еще я сделал письменную версию произошедших событий, и если со мной что-нибудь…

— Все понятно, — перебил меня Петр Петрович. — Нам нужно разойтись по-хорошему, Алексей Владимирович. Тем более, что моральный ущерб вам компенсировали. Само собой, ни на какой процент с реализации электроники я не претендую.

— Это понятно, — согласился я. — Вам эта мелочь теперь ни к чему.

— Простите… — сказал Петр Петрович, — наш разговор, конечно, очень интересен, но у меня сегодня еще столько дел…

— У меня тоже, — кивнул я. — Не могу сказать, что рад был пообщаться, но рад, что мы все прояснили. Ведь мы же все прояснили, не правда ли?

— Полагаю, что так, — ответил он.

Я коротко кивнул и пошел к машине. Петр Петрович медленно брел к подъезду.

— Долго вы общались, — сказал Серега. — Ну рассказывай, как встреча прошла? Кто это вообще такой? На вид обычный мужик, ничего особенного.

— Встреча прошла неплохо, — ответил я. — Во всяком случае, мы поговорили и выяснили то, что нужно было. А мужик этот из органов.

— По поводу банка? — спросил Серега.

— В том числе, — ответил я устало. — Серег, я тебя прошу, не спрашивай меня сегодня ни о чем…

— Ладно, — сказал Серега озадаченно. — Если захочешь, то сам потом расскажешь…

Я благодарно кивнул.

Банк Орловского действительно переехал в Москву. Через несколько дней после нашей встречи с Петром Петровичем состоялось собрание учредителей, на котором был выбран новый директор, вместо пропавшего — им стал товарищ Орловского по комсомолу некий Эдик Лозинский. На том же собрании кооператив «Астра» был выведен из состава учредителей банка. Наша банковская эпопея закончилась, к радости моей и моих товарищей…

Сам Саша Орловский, по слухам, осел то ли в Австрии, то ли в Германии. Как они поделили с Петром Петровичем ворованные капиталы — я не знаю, похоже, что этих денег хватило обоим. В каком-то смысле, Саша поступил разумно. Наступало время, весьма опасное для банкиров. И смертельно опасное для банкиров, склонных к финансовым авантюрам.

Что интересно, ни один из пострадавших клиентов банка Орловского не стал требовать возмещения средств. Почти все деньги, которыми оперировал банк, были не совсем законного происхождения, так что, расчет наших аферистов был совершенно верным. Никто не предъявил претензий и нам. Те, кто считали, что в исчезновении Саши замешаны мы, предъявлять претензии побоялись, а прочие просто не видели в этом смысла.

Мы получили на три миллиона рублей электроники. Окончание этой истории было с шумом и блеском обмыто в «Театральном».

Григорий Степанович Бубенцов был отправлен с поста первого секретаря обкома в почетную ссылку — прямиком в кресло директора ликеро-водочного завода. С одной стороны это, безусловно, было понижение. И даже — катастрофическое падение по должностной лестнице. Но, с другой стороны, ликеро-водочный завод был не только ключевым предприятием региона, но и представлял собой золотую жилу, черпать из которой можно было сколько угодно.

Григорий Степанович, профессиональный функционер-аппаратчик, привык править. Находясь на руководящих постах, он привык, что его распоряжения выполняются незамедлительно и что он полностью контролирует ситуацию. Но на новой должности так не получилось. По большому счету, пост директора был формальным, а заправляли всеми процессами — от получения сырья до распределения продукции,