Шрифт:
Закладка:
— Если бы я хоть что-то знал, то прежде всего сообщил бы об этом вам.
Слова Бена правдивы, кажется, он начал полагаться на меня. И я понимаю, что наше доверие взаимно. Это чувство не выразить словами. Но что, если он не такой, каким кажется? Если я снова угожу в западню, я не выберусь из нее. «Пожалуйста, будь таким хорошим, как я о тебе думаю!» — мысленно молюсь я.
Мы замедляемся и попадаем в пробку.
— Ну вот, только начали ехать быстро, — говорит Бен. И продолжает серьезным тоном: — Морган, я вас плохо знаю, но судя по тому, что я видел, вы ставите свои интересы на последнее место. Так всегда поступала моя мать. Все с ней чувствовали себя спокойно, чувствовали себя хорошими и любимыми. И вот вы оказались рядом с Николь. На вашем месте мог быть кто угодно, но я рад, что это вы. Райан был идиотом, — улыбается он.
Я смеюсь, но мне все-таки грустно.
— Я тоже. До сих пор думаю: могла бы я его спасти, если бы прислушивалась к своей интуиции?
— Нельзя спасти того, кто не хочет быть спасенным.
Бен встряхивает головой, волнистые пряди падают ему на глаза.
— Да мне ли об этом говорить! Я всегда думал, что женюсь, что появятся дети, но у меня совершенно невозможный график работы, и женщинам, с которыми я встречался, надоедало просыпаться среди ночи от сигналов моего пейджера, — он смотрит на меня. — Вам его не хватает?
Я морщу нос.
— Трудно ответить на этот вопрос. Мне не хватает того, в кого я когда-то влюбилась. Но тот, кто оставил меня нести бремя вины за его преступления, мне не дорог, — и я краснею от смущения. — Не верится, что я рассказываю вам все это!
— Я тоже удивлен тем, что говорю с вами о личном, — он трогает небритый подбородок. — Вообще-то я не очень понимаю женщин.
Лейтон бросает быстрый взгляд на меня, потом на дорогу. В этот момент мы снова начинаем двигаться.
Я складываю руки на коленях, потому что не знаю, куда их девать. Мне хочется коснуться его, но я не смею.
— Думаете, Грег хорошо позаботится о Куинн? Правильно? Я имею в виду кормление. И будет ли он обнимать ее, когда она плачет? Будет ли соблюдать график сна?
Он вцепляется в руль изо всех сил.
— По-моему, он не из тех, кто способен нянчиться с ребенком. Но он же ее отец. Он должен это делать, так?
— Надеюсь… — вздыхаю я. — Может, позвоните ему? Спросите, как там Куинн?
— Да, конечно. Я и сам собирался. Позвоню ему, когда окажемся на месте, — вдруг его лицо омрачается. — Но как мы поступим с Донной? Что, если она опасна?
— У меня есть перцовый баллончик.
Он громко смеется, и мне становится легче. Я закрываю глаза, думать я больше не в силах. Я так измотана тем, что почти не спала, страхами и волнениями последних дней, что незаметно проваливаюсь в сон и просыпаюсь, только когда машина останавливается и меня встряхивает. Мы остановились перед сухой сосной, за которой виден маленький трехэтажный дом, отделанный белым алюминиевым сайдингом.
— Это дом Донны? — спрашиваю я и смотрю на часы. Чуть-чуть за полдень, и Донны, наверное, нет. Сейчас, когда мы приехали, я уже не так стремлюсь застать ее дома. Мне страшно.
Бен кивает, собираясь выходить из машины.
— Я рад, что вам удалось немного отдохнуть.
— Я так устала. Спасибо, что дали мне поспать.
Его уши краснеют.
— Вы готовы? — спрашивает он.
Я нахожу в сумке баллончик, в очередной раз удивляясь тому, что оказалась здесь. Мы идем по дорожке, посыпанной гравием, к дому, и видим припаркованный «Шевроле Импала» черного цвета. Дом выглядит старым и обшарпанным.
Если что-то случится со мной, будет ли Бен бороться за Куинн? Думаю, да.
Следуя за ним на крыльцо, замечаю, что краска потрескалась и отваливается. Лодыжка все еще побаливает, но я могу идти ровно. Перед нами на перилах три оранжевых цветочных горшка, полные цветов, — единственное яркое пятно здесь. Небо синее, вокруг спокойно и мирно. Обстановка совсем не сочетается с бешеным стуком моего сердца.
Бен останавливается:
— Постучим?
Собравшись с духом, я киваю, хотя мне очень страшно. На тихой, безмятежной улице его стук звучит оглушительно громко. Ничего не происходит. Потом он снова стучит, и мы слышим тихий голос:
— Иду!
Глядя друг на друга, мы ждем около двух минут. Потом дверь открывается. Вот она, Донна, во плоти. Вид у нее изможденный и совсем не угрожающий, бледное лицо обрамляют ярко-рыжие вьющиеся волосы, давно не чесанные. Пока еще нельзя исключать, что она вела «Приус», но очень трудно представить эту хрупкую женщину опасной преследовательницей.
Ее рука, лежащая на дверном косяке, дрожит. Донна открывает рот, но не издает ни звука.
Бен неподвижен, а я медленно делаю шаг вперед, чтобы не спугнуть ее.
— Миссис Тейлор, меня зовут Морган Кинкейд. А Бена, вы, конечно, помните, хотя прошло много времени…
Они смотрят друг на друга, и Донна говорит:
— Вы — брат Николь. Вы пришли за Николь после того, как она… после того, как умерла Аманда.
— Да, — говорит он, глядя на носки своих ботинок.
— Мы с Беном хотим задать вам несколько вопросов, если вы не возражаете.
Я вижу, что ее трясет, как будто она боится меня.
— Зачем вы здесь? — спрашивает она, схватившись за шею, покрытую коричневыми пятнами. — Вы журналистка?
Она подносит ко рту дрожащие руки и снова смотрит на Бена. Ее глаза наполняются слезами. Не успеваю я ответить, как она пытается закрыть дверь, но я подставляю ногу в щель.
— Пожалуйста! — говорю я. — Нам необходимо с вами поговорить. Ребенок в опасности…
Это срабатывает, и Донна перестает давить на дверь. Она открывает ее и стоит, ожидая, что мы ей скажем. Потом делает шаг назад, тем самым приглашая нас зайти.
Глава двадцать восьмая
Николь
Пять дней назад
Шесть тридцать утра, Николь всю ночь не спала, охраняя сон Куинн. Она больше не ложилась в своей спальне, теперь напоминавшей о Греге. Раньше Николь не сомневалась, что муж ее любит и что он будет прекрасным отцом. Как же она ошибалась! Теперь она спала на диване, рядом с Куинн, до чьей кроватки могла в любой момент достать рукой.
Вчера в комнате для гостей ночевала Тесса. Она очень обрадовалась, когда Николь попросила ее присмотреть за Куинн, сказав, что
