что при отсутствии малейших доказательств причастности к «враждебной деятельности» против США, а совершенно без учета пола, возраста и наличия американского гражданства? Это – уже массовые репрессии или нет? И никто, заметьте, никаких «мемориалов» по этому поводу устраивать и не думал. Извинилось правительство сквозь зубы – двадцать лет спустя, выплатило какую-то компенсацию – и всё. Забыли! Опять же – не будем сбрасывать со счетов то, что «репрессированные» в СССР проходили через следствие и суд. И были случаи закрытых дел, оправдательных приговоров и очень суровых наказаний за ложные доносы и клевету. В США ничего подобного и близко не было: сгребли всех чохом – и за «колючку». Как не было суда над несколькими сотнями уголовников, расстрелянных в Париже в 1914 году с началом Первой мировой войны и переходом города на осадное положение. Построили во рвах перед Венсенским замком – и «адью»… НКВД и близко нет – сплошная европейская демократия.

«Постойте, – гневно возразят мне “всезнающие” либералы, – но ведь были же ужасающие “тройки” НКВД и Особое совещание при нем же! Вот они-то и загоняли массово невиновных – кого в лагеря на 8–10 лет, а кого и вовсе под расстрел!» Были… Не буду даже и пытаться спорить, поскольку и «тройки», и Особое совещание действительно существовали. Но вот только придется жутко огорчить господ антисталинистов – Иосиф Виссарионович к ним не имеет никакого отношения. А вот к их ликвидации – как раз самое непосредственное. Имевшие право приговаривать «врагов народа» к внушительным срокам заключения, а то и к смертной казни во внесудебном порядке триумвираты, состоявшие из руководителя НКВД республиканского или краевого (областного как минимум масштаба), прокурора соответствующего ранга и секретаря соответствующей организации ВКП(б), появились на свет никак не по личному указанию Вождя. Произошло это исключительно благодаря тому, что был подписан оперативный приказ народного комиссара внутренних дел СССР от 30 июля 1937 года № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Автограф под ним поставил не кто иной, как Николай Ежов.

Что же – Сталин не знал о творившемся? Как сказать – не знал… В действительно тревожном и переломном 1937 году он действительно дал команду «органам» навести в стране порядок, покончить с заговорами, шпионами и прочими антигосударственными элементами. Ну, а Николай свет Иванович и рад был стараться. Одел пресловутые «ежовые рукавицы» – и давай ими врагов народа душить. По воспоминаниям современников, нарком этот был просто идеальным исполнителем, имевшим, впрочем, один, но крайне существенный недостаток: совершенно не умел останавливаться. Вошедший во вкус Николай Иванович забрасывал Вождя депешами, докладами и, самое главное, запросами на все новые и новые карательные акции и аресты (по 20 документов на дню). Да что там – он же из кабинета Сталина просто не вылезал! Кто-то умудрился подсчитать, что на протяжении 1937–1938 годов Ежов побывал в главном кабинете Кремля без малого три сотни раз, проведя на приеме у Иосифа Виссарионовича чуть ли не восемь сотен часов! Он буквально осаждал его, требуя: «Больше репрессий, еще, еще больше!» Процесс очищения, в котором Советский Союз действительно нуждался, начинал принимать гипертрофированные и неуправляемые формы и масштабы, грозя превратиться действительно в поголовное избиение.

К концу 1937 – началу 1938 года Сталин начал отчетливо понимать: Ежов увлекся, Ежова заносит. И если не дать ему укорот, то в самом скором времени он наворотит такого, что уже вовек не расхлебаешь. Вдобавок до Вождя начали доходить и вовсе нехорошие донесения относительно вконец потерявшего берега наркома – он-де принялся поговаривать о том, что имея в руках такой инструмент, как НКВД, вполне даже сможет управить и обустроить страну. И без всякого там Сталина да ЦК с Политбюро! Это было уже совсем из рук вон… Что было делать Вождю в такой ситуации? Учинить полнейший разгром НКВД, ославив его перед страной, перед всем честным народом как скопище палачей и безжалостных убийц? Ну, можно не сомневаться – кто-то другой на его месте так бы и поступил. Примеры, увы, имеются – от Хрущева до Горбачева. Но Сталин ни врагом стране, которой руководил, ни полным идиотом не был, потому и поступил совершенно по-другому.

В августе 1938 года у Ежова появился скромный и незаметный первый заместитель, правда, ставший сразу же главой важнейшего Главного управления государственной безопасности. Имя его было Лаврентий Берия… И вот это уже означало, что в дело вступил Вождь. А 17 ноября 1938 года (когда Берия уже успел сориентироваться в происходящем и разобраться со всем на месте) грянуло постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». Им пресловутые «тройки» были упразднены раз и навсегда – за «извращение советских законов, подлоги и фальсификации <…> привлечение к ответственности невинных людей». А также – «грубые нарушения установленных законом процессуальных правил». Вот это уже – однозначно Сталин, так сказать, во всей красе. Агнцем кротости и светочем милосердия Вождь никоим образом не был. Однако насилие сверх совершенно необходимых пределов он, как видим, не то что не приветствовал, а пресекал самым жестоким образом.

Совершенно отдельно надо сказать о «страшном и ужасном» Особом совещании при НКВД. Ставя его на одну доску с «тройками», господа либералы в очередной раз демонстрируют собственную полнейшую профанацию – как в отечественной истории, так и в поднимаемых ими вопросах. Этот орган, благополучно просуществовавший аж до 1953 года, был создан в конце 1934 года соответствующим постановлением ЦИК и СНК СССР. То есть – опять-таки никак не Сталиным, в то время, как мы помним, этими органами не руководившим. Вместе с тем полномочия этой и вправду весьма серьезной структуры и близко не имели ничего общего с жутковатым всевластием ежовских «троек»! Максимум, что могло грозить тому, чье дело угодило на стол Особому совещанию – пять лет лагерей. По тем временам – почти что ничего… Но это, повторюсь, максимум. Основными «карательными мерами», применявшимися ОСО, были ссылка и высылка – в том числе и за пределы СССР. Могли, между прочим, и на принудительное лечение отправить какого-нибудь допившегося вовсе уж до чертиков «деятеля». Как вы понимаете, рядовыми и рутинными делами трибунал, в который входил нарком внутренних дел страны с заместителями, и в заседании которого в обязательном порядке участвовал прокурор СССР (или его зам – в порядке исключения), не занимался.

Право приговаривать к расстрелу Особое совещание тоже получило, но вот только когда? 17 октября 1941 года, в самые тяжкие и смутные дни Великой Отечественной, когда враг стоял уже