ему. Но он, видя, что она не так ложится, сказал ей, чтобы она ложилась так, и сам лег, показывая ей пример. Как только он лег на скамейку, то она захлеснула кольцы и начала его сечь, приговаривая: «Давай пеленки и свивальники». Он показал ей укладку, и она, взявши пеленки и свивальники села в карету и уехала, а его оставила в кольцах растянутого. Бархат-королевич начал кричать; дядька, вошед к нему и увидев его в кольцах, сказал: «Что это с вами такое приключилось?» — «Василиса Премудрая подшутила надо мною», — отвечал Бархат-королевич. Дядька его развязал, а Василиса Премудрая между тем приехала во дворец и отдала сестрам пеленки и свивальники. Поблагодаря сестры Василису Премудрую за ее таковой труд, просили, чтобы она съездила к нему на погреб и попросила меду. «Хорошо», — сказала она и, переодевшись в мужское платье, тотчас поскакала и, приехав на погреб, призвала клюшника, которому приказали, чтобы налил бутылку меду, а после сего все бы напитки выпустил. Клюшник исполнил ее приказание, а она, взявши бутылку с медом, привезла к сестрам. После сего Бархат-королевич приехал на свой погреб и, увидя, что напитки все выпущены, спросил у клюшника, для чего это он сделал. «Вы приказали», — отвечал клюшник. «Пожалуйте, братцы, меня впредь не слушайте, потому что я часто бываю в задумчивости».

Спустя несколько Бархат-королевич отправил своего министра к королю — родителю Василисы Премудрой, чтобы он отдал за него дочь свою Василису Премудрую. Отец дал верное слово Бархату-королевичу, и день был назначен к торжественному бракосочетанию. Бархат-королевич приготовлялся к браку и портному своему приказал для себя сшить из драгоценной материи платье. Василиса же Премудрая, узнав о сем, приехала в мужском платье к портному и спрашивала, сшито ли платье. Портной отвечал, что готово. Она, взяв, примерила и говорила, что сшито нехорошо. Приказала все при себе изрезать в самые мелкие лоскуточки. Как скоро портной изрезал платье, то Василиса Премудрая села в карету и уехала домой. После ее приехал Бархат-королевич и спрашивал, сшито ли платье, на что ему отвечал портной, что оно было готово, но по его приказанию изрезано в самые мелкие лоскуточки. «Не слушайте, братцы, вперед меня, я бываю в задумчивости». Потом приказал сшить другое из той же материи.

По сем Василиса Премудрая поехала к Яге-Бабе и просила ее, чтобы она ей пособила, потому что уже никак не может избежать рук Бархата-королевича. Баба-Яга дала ей куклу, налитую разными напитками, и сказала: «Слушай, Василиса Премудрая! Когда ты в спальне останешься одна, то сама ляжь под кровать, а куклу поставь пред кроватью и дергай за проволоку и говори только в ответ Бархату-королевичу: “Виновата, сударь”. Когда же он срубит кукле голову и выдет в другой покой, то ты, не опасаясь ничего, ложись на кровать». Она поблагодарила Бабу-Ягу и привезла куклу с собою домой. День уже наступил бракосочетания, и Бархат-королевич приуготовлялся к оному; королевна же, переодевшись в мужское платье, приехала на его поварню и говорила главному повару: «Слушай, друг мой! Как скоро мы приедем из церкви с Василисою Премудрою, то ты разорви тотчас собаку и подай сердце трепещущее на стол».

По наступлении того часа, в который надлежало ехать к церкви венчаться, Василиса Премудрая оделась в драгоценное платье и, приняв от родителя своего благословение, поехала.

По окончании же брачной церемонии король и королева приехали во дворец, и как только сели за стол, то главный повар принес собачье живое сердце и поставил на стол. Бархат-королевич, увидя сие, приказал снять. Как скоро стол окончился, то гости все разъехались, а королевна пошла раздеваться в спальню, где уже приготовлена была кукла. Бархат-королевич, раздевшись в другой комнате, пришел в спальню, лег на кровать и, положа возле себя саблю, говорил ей: «Слушай, Василиса Премудрая, сколько ты мне виновата. Первая твоя вина — ты уронила меня в яму и всего изрезала стеклами; вторая твоя вина — растравила мои раны чесноком и хрусталем битым; третья твоя вина — потопила у меня войско; четвертая вина — порубила весь сад; пятая вина — напитки все выпустила; шестая вина — меня высекла; седьмая вина — платье у меня изрезать велела; и напоследок осьмая твоя вина — приказала ты на стол подать собачье сердце». Она, лежа под кроватью, отвечала ему: «Виновата, сударь». Окончав сие, схватил он саблю и отрубил кукле голову; и напитки, брызнувшие из куклы, попали ему на язык. Он вскочил с кровати и, вышед в комнату к дядьке, говорил, проливая слезы: «Я срубил голову Василисе Премудрой, и кровь попала мне ее на язык, которая не похожа на кровь, а как самые дорогие напитки». Между тем как Бархат-королевич разговаривал с дядькою, то Василиса Премудрая легла на кровать, убравши куклу. Потом он, с дядькою вошед в спальню и увидя Василису Премудрую на кровати, весьма обрадовался; забыл все ее вины и начал с нею жить весьма благополучно.

16. Сказка о Сизом Орле и мальчике

В некотором царстве, в некотором королевстве жил-был старик с старухою; у них было три дочери, а четвертый сын, из коих две большие сестры очень ненавидели своего брата, а меньшая столь горячо его любила, что ни на минуту не могла быть с ним в разлуке. В некоторое время выпросились они все четверо у своих родителей в лес за ягодами, отец и мать отпустили их, только приказали наблюдать меньшого брата, чтобы он не ушибся и не заблудился в лесу. И как они сошли с своего двора и подходили к лесу, то откуда ни взялся — Сизой Орел спустился на землю и когтями своими схватил брата их, поднявшись на воздух, полетел и вскоре потом пропал из глаз их. Сестры, видя сие, от страха не знали, что делать, плакали, кричали и употребляли все то, до чего отчаяние всякого довести может, однако сим ни мало помочь не могли. По сем, возвратясь домой, стали сказывать своему отцу и матери, что Сизой Орел унес их брата. Старик и старуха, выслушав сие, неутешно плакали и досадовали на самих себя, что отпускали маленького сына в лес.

На другой день большая дочь начала проситься у своих родителей: «Государь мой родной батюшка и государыня моя родная матушка! Отпустите меня погулять в чисто поле и тамо поискать своего братца родимого». Старик и старуха, любя сердечно своего сына, позволил дочери идти в чисто поле и искать тамо брата ее