Шрифт:
Закладка:
Рядом с Тэссой лежала её собственная обнажённая копия. Они с пониманием глядели друг на друга, ощущая витавший в воздухе непередаваемый, отчаянный страх смерти и желание заботы о мире и матери. И вдруг, после минуты молчания, они крепко обнялись. Тэсса услышала её шёпот.
— Я знаю, сейчас твоё сердце сжимается от жалости ко мне, нашей матери, Дементию и этому миру. Знаю, потому что и моё сердце сжимается с той же болью. Но прошу, не плачь! Нет ничего, что стоило бы рвущих душу девичьих слёз. Не осуждай себя за то, как ты сейчас поступила. Я бы сделала точно так же. И молю, ни в чём её не вини, когда всё откроется. Оно ведь могло получиться гораздо хуже, тебе ли не знать. Поверь, это не большая цена за тот мир, который мы хотим создать. А теперь, — копия поднялась, — прощай, сестра!
Сказала она и шагнула в сторону псов. Тэссу охватила дрожь. Она закрыла рот ладонью, чтобы рыдания не вырвались наружу и сорвали план, и только тихо плакала, заливаясь слезами и с ужасом наблюдая, как её сестра изящной поступью спускается к Церберам, и три огромные туши набрасываются на юное нежное тело.
И тут Тэсса дала себе волю. Она вскипела, зарычала и гейзером вырвалась из завалов. Огненный эфир в глазах высушил слёзы, рука вытянулась вперёд, и кулак сжался в неистовой силе. Сама земля содрогнулась под псами, захлопнулась гигантским капканом и затянулась невесть куда в неизвестные даже самому богу глубины.
Тэсса бежала оттуда, от этой всё утягивающей воронки. Земля уходила из-под ног. Тартар глотал всё без разбору: склон из гравия, песчаный холм, бараки, автопарк, весь мусор и остановился, только когда Тэсса оказалась за пределами предприятия. Она прислонилась к стене и снова оплакала сестру.
Когда слёзы закончились, Тэсса поднялась и осмотрела рану. Остался только шрам. Можно отправляться к месту следующей благодати. Она подняла велосипед и поехала.
Глава 11
На правой ладони колыхалась, точно живая, чёрно-дымная фиалка. Тэсса то и дело бросала на неё взгляд, пока катила по улице Герцена вдоль солянки домов, магазинов и автомастерских. Где-то здесь, в этом перемолотом участке и находилась её цель. Стоило поторопиться.
Само путешествие было болезненно-легким, головокружительным. Можно попробовать остановиться, но, кажется, пространство это круговерть, а у гравитации разболтались гайки. Мир вот-вот сорвётся со своей оси. Это даже не езда, а полёт пчёлки к последнему цветку.
Велосипед притормозил у светло-голубого фасада продолговатого здания, единственного целого и невредимого, с позолоченной табличкой и надписью чёрными буквами — Краеведческий музей Бугульминского района. Тэсса прислонила велосипед к крыльцу, поднялась по ступенькам к большой дубовой двери, потянула за бронзовое кольцо и шагнула в темноту.
Холл отличался порядком и гнетущей тишиной. Тэсса прошла по мраморному полу вдоль белых колонн, за которыми прятались по три резных скамьи с золотой обивкой, и нырнула в проём.
Далее расположился просторный, круглый зал с пятью дверьми, а между ними заставленные экспонатами стеллажи. Затёртые глиняные таблички с клинописью, свитки папируса, расписанные иероглифами и просто измятые, потрёпанные сами знаете чем, пожелтевшие рукописи, хранимые в полиэтиленовых файлах. Вишенкой на торте были коран, библия и свитки с учением просветлённого. А ещё золотая коллекция сочинений поэтов и прозаиков в дорогих и красивых переплётах.
Второй стеллаж вобрал в себя все валюты мира, от каждой из эпох. Монеты из золота, бронзы, меди, серебра, бумага, вплоть до супер навороченных купюр с QR-кодом. Разнообразие, словно дань моде.
И последний стеллаж, о времени. На самом верху, словно звезда на новогодней ёлке, красивые, деревянные часы с римским циферблатом и огромным маятником; такие тяжёлые, неподъёмные и глубокие. Нижние полки украшены солнечными и песочными часами, а в дополнение к канонической троице былых времён — часы-свечи, электронные и всякого рода смарт вотч и г-шок. Смотришь на экспонаты и пропитываешься духом времени. Какие истории они могут поведать? Какие детали своих эпох передать? Истории заключённые в мелочах. И это важно, то, что они расскажут потомкам о нас, какими мы были и какую жизнь проживали.
Тэсса наконец оторвала взгляд и скрылась за дверью, обросшую мхом и увитую жимолостью.
В высокой, продолговатой комнате ветерок ласково холодил кожу и шевелил пышную листву на ветвях гордых берёз, что отзывались нежным шёпотом у самых стен, а под ногами колыхалась высокая до колен шелковистая трава. Тэсса улыбнулась. Вот он прилив жизни, пусть и созданный работой умельцев, их декораций и вентиляторов. Но имеет ли это сейчас значение, когда ты с упоением зарываешь ступни в живительную, травянистую прохладу и вдыхаешь полную грудь свежего воздуха, а не тот уличный смог, пусть и очищенный фильтрами. А как же стены, увитые лианами и тропическими цветами с гигантскими лепестками? Тогда роковой молот утихает, и тебе открываются чудо и красота этого мира.
Из-за деревьев выглядывает молочного цвета бивень вместе с чучелом самого титана среди млекопитающих, что был в два раза крупнее африканских слонов. Ныне истреблённый людьми и добитый климатом, вспомнила Тэсса рассказ мамы и вздохнула. А впереди, меж валунов, в выжидательной позе застыли другие звери.
На ветке, с кусочком сыра в клюве, важно восседает ворона, взирая на затаившуюся внизу лисицу. Правее, лёжа бочком, разместилась волчица с тремя волчатами, сосущими её грудь. За семейством наблюдает, сжимая в лапах рыбу, бурый медведь.
Что же сохраняет это место?
Тэсса оглянулась и увидела в самом конце комнаты невысокое, сухое, многоветвистое деревце. Его украшали десятки разноцветных бабочек с могучими крыльями. Золотая, гранатовая, небесно-голубая, пёстро-зелёная и пурпурная россыпь рубинов и сапфиров, такие прекрасные и такие живые.
Взгляд замер на одной единственной огненного окраса бабочке. Тэсса потянулась и было уже сомкнула на ней руку, но тут бабочка ожила и начала медленно взмахивать крыльями. Каждый взмах выпускал странную огненную волну, и сколько бы Тэсса теперь не тянулась, никак не могла достать, преодолеть эту медлительность и плавность собственных движений. А огненный окрас разлетавшихся волн оказался не просто окрасом, но и тайным огнём, от которого бабочка в один миг развеялась пламенной вспышкой, и тогда проснулись все бабочки и каждая приобрела огненный окрас и замельтешила перед глазами. Теперь волны разлетались не от одной, а от целой дюжины