Спустя пару минут в зале появилась сама хозяйка замка. На вид ей было едва ли больше тридцати. Чуть удлиненное лицо, высокие скулы, глубокие карие глаза и густые черные волосы, заплетенные в многочисленные косички, изогнутые брови, прямой, ясно очерченный нос – она была похожа на таджикскую красавицу. Гибкое сильное тело драпировалось длинным красно-коричневым платьем европейского покроя, на ногах красовались высокие белые сапожки из войлока. Шею прикрывал радужный шелковый шарф, перекинутый через правое плечо и спускавшийся до щиколоток. Голые руки были украшены браслетами, представлявшими собой небольшие водопады из рубинов и изумрудов, в ухе висела длинная жемчужная серьга, лоб венчала брильянтовая диадема. Если хозяйка замка хотела произвести впечатление на гостей, ей это удалось. При ее появлении карлик преклонил колени, Загорский же и Ганцзалин лишь вежливо встали со своих шкур.

То, что случилось потом, вызвало у них неподдельное изумление.

– Добрый день, господа, – проговорила хозяйка на чистом английском языке. – Меня зовут Дари́ма. По-тибетски это что-то вроде богини, хотя официальный мой титул несколько скромнее и примерно соответствует европейской княжне. Приветствую вас у себя в замке, будьте моими гостями на тот срок, который изберете сами.

Настала пора представляться Нестору Васильевичу. Рассказав в двух словах о себе и своей ученой миссии – исследование буддийских традиций Тибета в сопоставлении с китайским чань-буддизмом – Нестор Васильевич не удержался и спросил восхищенно, откуда она так блистательно знает английский язык. Дарима отвечала, что в юности училась в университете Калькутты, куда послал ее отец, крупный землевладелец-дэпён и большой поклонник прогресса и цивилизации.

– Увы, я оказалась недостойной дочерью и, вернувшись домой, обратилась не к западным открытиям, а к национальным истокам, в частности, к религии бон. Это так расстроило отца, что его хватил удар. Бедный мой родитель все еще жив, но, увы, недееспособен.

– Чем же так привлекла вас религия бон? – Нестор Васильевич глядел на хозяйку замка с нескрываемым интересом.

– Вам, наверное, покажется это крайне реакционным, однако я нахожу в этих темных безднах массу интересного для ума и сердца, – глаза княжны, устремленные на Загорского, пылали черным огнем.

Загорский учтиво отвечал, что он, как исследователь, старается быть объективным, а значит, не видит в древних культах ничего реакционного. Более того, в каком-то смысле они ближе человеческой природе, чем новые религии вроде буддизма, христианства или ислама.

– Во всяком случае, бон не требует от меня подавлять свои желания и страсти, – хозяйка замка щелкнула пальцами, и в зал вошли несколько молодых крепких мужчин, наряженных в яркие парчовые одеяния. – Познакомьтесь, это мои мужья. Точнее сказать, любовники, потому что официально наши отношения никак не оформлены. Я, вероятно, шокирую вас?

Она глядела на Загорского с вызовом и даже в своих азиатских косичках являла собой вид прогрессивной европейской дамы – для полного сходства не хватало только упертой в бок ручки.

– Нет, ваше сиятельство, – смиренно отвечал Нестор Васильевич, – я уже немного познакомился с матримониальными обычаями вашей родины.

– Вот как? Тогда, может быть, вы успели поближе познакомиться и с тибетскими женщинами?

Загорский улыбнулся: чего нет, того нет. Но он бы не отказался, ведь так? Будьте откровенны, господин Загорский, мы все тут взрослые люди. Смог бы он устоять, если бы вдруг какая-то тибетская женщина понравилась ему? И, главное, если бы он понравился ей…

Нестор Васильевич, который уже понял, к чему идет дело, вежливо отвечал, что на их родине ходит такая поговорка: насильно мил не будешь. Таким образом, тут, по крайней мере, нужно взаимное согласие.

– Ну, согласие одной стороны уже есть, – сказала княжна, спускаясь с трона и садясь рядом с Загорским на тигриную шкуру, – а что скажете вы, господин Загорский?

Стоявшие позади трона мужчины возмущенно зароптали и глядели теперь волками. Но Дарима раздраженно махнула рукой, и ропот сразу утих. Она подала знак, и расторопные слуги быстро принесли вина и закусок, среди которых были как традиционные сычуаньские, так и тибетские блюда.

– Что скажете, господин Загорский? – повторила она, глядя на Нестора Васильевича туманным взором. Она изменила позу и сидела теперь так, что платье обтягивало тонкий стан, подчеркивая изящество форм.

– Скажу, ваше сиятельство, что наш разговор у меня на родине относится к очень интимной сфере, и такие темы не обсуждают вслух при посторонних, – отвечал тот.

Княжна усмехнулась: а кто тут посторонний? Ее слуги? Ее мужья? Может быть, его смущают его же собственные спутники? Этот вопрос легко решить: стоит ей пошевелить пальцем, и их утопят в реке. Разговор шел по-английски, поэтому слова эти, кроме них, понял еще только Ганцзалин, но вида не подал, так и продолжал сидеть неподвижно, словно изваяние какого-нибудь местного бога.

– Я не это имел в виду, – отвечал Загорский спокойно, – не нужно никого убивать. Я говорю, что о любви не кричат на площадях, это тайна между двумя.

– Нас все равно никто не понимает, – отвечала княжна.

Загорский несколько секунд размышлял, прежде, чем ответить.

– Что ж, если так, скажу вам прямо. Мне кажется, у вас прекрасные мужья и вы вполне с ними счастливы. Зачем вам какой-то иностранец?

Дарима отпила из серебряного бокала, задумчиво посмотрела на Нестора Васильевича.

– Затем, – сказала она, – что иностранцы – одно из лучших воспоминаний моей юности. Да если бы даже и не так – какая разница? Это мой каприз, и я хочу его удовлетворить.

– Прежде, чем сказать «да», я хотел бы узнать, что будет со мной, если я откажусь? – Загорский смотрел на нее прямо.

– Что будет, если вы откажетесь… – задумчиво повторила она. – Сейчас вы это узнаете.

Она что-то сказала по-тибетски своим мужьям, потом повернулась к Загорскому и велела ему идти за ней. Карлик и Ганцзалин тоже было потянулись следом, но их остановили телохранители хозяйки, без церемоний уперев им в грудь заряженные ружья.

Загорский встретился взглядом с помощником, в глазах у того стоял вопрос: сражаться? Нестор Васильевич едва заметно покачал головой.

– Мудро, – кивнула Дарима, заметившая их немой разговор. – Зачем гибнуть в бессмысленной борьбе, когда есть возможность выжить и жить припеваючи?

Пройдя по длинным мрачным коридорам, они покинули замок. Выйдя из ворот, оказались на огромном пастбище: вдалеке видны были темные мохнатые фигурки яков. Нестора Васильевича и княжну сопровождали ее мужья и несколько охранников с ружьями. Загорский мельком оглядел мужчин – все крепкие, молодые, смотрят одновременно недобро и насмешливо. Но это не страшно, справиться с ними в случае чего будет несложно, лишь бы они не начали стрелять.

– Взгляните, какая красота, – сказала между тем Дарима, указывая на снежные вершины, озаренные кровавым светом заходящего солнца. – Но красота эта мрачная, жестокая. Она как бы говорит нам, что миром правят сильные и бессердечные божества. И если люди не хотят быть рабами, а хотят править своими пастбищами и землями, они тоже должны стать сильными и бессердечными. Не так ли, господин Загорский?