Родителям понравилась ее неотразимая женственность, с томным взглядом и изысканными манерами и одновременно необычайная мужественность, если того требовали обстоятельства. Им нравилось, что она поставила перед собой цель стать кандидатом наук и добилась этого, несмотря на семейные и служебные трудности.

Тамара щедро делилась с подругами и соседями всем, что у нее имелось: временем, дружбой, деньгами и прочими материальными и духовными ценностями. Но в отношении своего мужа она не могла себе представить, что он может принадлежать кому-то, кроме нее.

Нади не такая, с ней легко, весело. Он чувствовал свою раскованность, поэтому Нади была желанней. Тем более жена уехала в Москву с сыном.

Перед отъездом в Москву Тамара с тревогой рассказала ему, что ее уже длительное время томило странное предчувствие: что-то должно случиться, с их семьей, хорошее или дурное, она не знала, но что-то непременно произойдет.

Тамара была сентиментальной, и с явным трепетом души на аэродроме продекламировала М.Ю. Лермонтова:

Есть речи — значенье

Темно иль ничтожно,

Но им без волненья

Внимать невозможно.

Как полны их звуки

Безумством желанья!

В них слезы разлуки,

В них трепет свиданья!

Чтобы не разрыдаться, она дала ему сына для поцелуя, сама же поцеловала его в щеки и глаза. Ранее она говорила, что поцелуи в глаза — явный признак разлуки. Ее глаза были полны тревоги и слез. По сосредоточенному выражению лица можно было догадаться: беспокойство и тревога не покидают ее. Лицо то краснело, то становилось бледным, и, чтобы скрыть свои чувства, она решительно взяла сына на руки и так же решительно пошла на посадку в самолет, quand même[20].

В аэропорту, выйдя на летное поле, Филонов смотрел, как поднимались по трапу в самолет жена с сыном. Остановились на верхней площадке, повернулись в сторону аэровокзала и стали размахивать руками, пытаясь найти глазами его. Тамара, не вытирая слез, прижимала рыдающего сына к себе. Стюардесса помогла Тамаре, и они последними скрылись внутри самолета. Спустя минуту самолет стал выруливать на взлетную полосу.

А пока Филонову нужно дать правильную оценку ситуации и принять единственно верное решение.

По Инструкции о правилах поведения сотрудника ГРУ за рубежом он обязан срочно доложить резиденту, написать докладную и не утаивать о половой связи. Но страшила подписка, которая зашита в личном деле, где собственноручно изложены его обязательства на этот счет. Можно списать это на первичный случайный контакт, изучение на предмет вербовки. Вполне правдоподобно, даже можно не утаивать половой контакт.

«Как ни крути, Нади хороша и в постели, и в общении, и внешне, и внутренне, — размышлял Филонов. — А наш резидент уже сидит в печенках, хам. Нет, пока повременю сообщать. Все же это случайный контакт. Получу книги и завяжу. Да и Тамара скоро приедет. А ведь хороша Нади! Моя Томочка, хотя и высокообразованная и фигурой складная, все-таки уступает Нади. А что-то тревожно на душе. Ну, чему быть — того не миновать».

* * *

Филонов дипломатом в прямом смысле не являлся, испытывал чувство гордости, работая при дипломатическом корпусе. Служил в аппарате военного атташе, и техническая должность, какую он занимал, не обеспечивала дипломатическим иммунитетом. Это не ущемляло его болезненного самолюбия. Хотя ему казалось, что он достоин большего, поскольку достаточно образован, общителен, деловит, энергичен, да и Бог внешностью не обидел. Восклицание «о, дипломат!», несомненно, польстило ему, и он почувствовал пусть мнимую, минутную, но неотразимую силу своей значимости. Елей, вылитый на него устами Нади, глубоко проник. Однако его не покидала настороженность, но она исчезала, как только перед глазами возникал образ Нади. Девушка волновала сердце. Она уже частично овладела им…

А нежное, легкое, притягательное, французское «Prince Charmant» действовало как дурман, как белена. В нем было что-то глубинное, тяжело объяснимое, но выразить эти чувства словами он не мог, да и не хотел.

Неделя в ожидании встречи тянулась неимоверно долго. Филонов же торопился. И вот он уже за пределами посольства. Благо время свободное и неподотчетное — он ищет подарок. Машина стояла на обусловленном месте. Нади приоткрыла дверцу, и он элегантно сел на переднее сиденье, как и подобает настоящему дипломату. Договорились съездить домой к девушке. Автомобиль преодолел пробки в центре алжирской столицы, свернул в узкую улочку и вскоре остановился.

— Вот и мой дом, ─ весело щебетала кареглазая спутница.

А дом-то был другой, многоквартирный. Хлопнули дверцы автомашины, и они оказались у подъезда высокого дома. В лифте поднялись на шестой этаж. Филонов успел заметить ярко-зеленую цифру на табличке дома. Нади достала из сумки ключи и стала долго возиться у двери. Наконец замок поддался. У гостя сложилось впечатление, что она или нечасто бывает здесь, или недавно поменяла замок.

— Тот дом родителей, а квартира моя, но я здесь редко бываю, — как бы читая его мысли, пояснила она.

Пока ехали в машине, Анатолий узнал, что родители Нади — выходцы из России, живут в Алжире и работают в одной из фирм. Правда, в настоящее время отдыхают, отправились с друзьями в недельную одиссею на яхте, а затем на месяц полетят в США.

Квартира, в которую они вошли, поначалу офицеру показалась какой-то казенной, нежилой, неуютной, лишенной той теплоты, какую обычно создают женские руки. Bien-tre[21] только подразумевался. Нади мило прощебетала:

— Анатоль, не скучай, я мигом. А хочешь, помоги своим присутствием. Мне будет приятно.

Филонов прошел на кухню. Холодильник был набит продуктами. Нади достала сыр, помидоры, колбасу и сноровисто стала готовить бутерброды.

Затем они прошли в большую комнату, заставленную старинной мебелью. Удивительная безвкусица снова бросилась в глаза.

Включенный кондиционер освежил прохладным и слегка ароматным воздухом. За судьбу, познакомившую их, выпили по рюмке виски. Бутерброды Анатолию показались вкусными, голод прорезался от волнения. Затем американка стала перебирать книги, но «нужных» почему-то снова не находилось.

— Как же так, я их видела раньше, до отъезда родителей! Может, они переставили или отдали кому-то, — ворчала себе под нос Нади.

Взглянув на часы, Филонов заторопился. Но Нади сумела убедить его, что любовь у нее искренняя и желанная. Отказать такой девушке он был не в силах, да и что греха таить, не хотел отказывать, всем своим нутром хотел ее. Восторг плотской любви присутствовал в каждой клетке его тела. Условились через неделю встретиться вновь.

* * *

Военный атташе капитан 1-го ранга Думов Николай Ильич был доволен — ─ приезд инспектора из Москвы задерживался на месяц. За это время он сможет