Шрифт:
Закладка:
Трудно забыть, как он побледнел и скривился вчера, после того как я сообщила о приезде Свята. Сама об этом старалась не думать. Просто потому что разрывалась от мысли, что при Усманове придется делать вид, будто мы с Яном чужие. А это ведь не так… И близко не так! Мне больно, стоит лишь подумать, что же чувствует сейчас Ян. Мне так сильно больно, что под ребрами распространяется жжение, которое невозможно терпеть без слез.
И все же я не могу не пойти на игру. Обещала ведь поддержать. Хотя бы своим присутствием.
По дороге на стадион столько всего проживаю… Мне и оглушающе грустно, и убийственно стыдно, и жутко больно, и томительно радостно, и откровенно противно, и волнительно прекрасно, и безумно тревожно, и лихорадочно приятно, и дико страшно.
– Уверена, что хочешь на эту игру? – спрашивает Свят, когда уже выбираемся из машины. Прикладывая ладонь к моему лбу, таким бесхитростным способом, вероятно, проверяет у меня температуру. – Выглядишь так, словно вот-вот стошнит, – замечает обеспокоенно.
– Нет… Все нормально, – заверяю спешно. – Я должна пойти, это важно для группы. Впервые за историю универа в сборной по футболу шестеро первокурсников. И четверо из них наши. Куратор просила поддержать. А я ведь староста, все на меня смотрят.
Свят кивает не сразу. Словно сомневается до последнего, но все же идет мне на уступки. Прижимается к губам в быстром поцелуе – хорошо, что кругом люди снуют, и плотно этим делом заняться возможности нет. Потрепав меня по волосам, с чарующей улыбкой берет за руку.
– Люблю тебя, Ангел.
Я не колеблюсь ни секунды, хоть под сердцем что-то подвывает, отражаю все его эмоции.
И скороговоркой отвечаю:
– И я тебя люблю.
Усманов радостно вздыхает и, запрокидывая голову, направляет в небо сверкающий восторгом взгляд.
– Юху-ху! – выдает зычно.
Я смеюсь и думаю, что это счастье стоит всех моих переживаний.
– Давайте шустрее! – кричит кто-то сбоку от нас. – Пять минут до начала матча!
Обращаются не к нам, но мы реагируем, как и пробегающая рядом с нами толпа.
– А ты не скучаешь по футболу? – забиваю паузу, пока спускаемся к трибунам.
Святик безразлично пожимает плечами.
– Да как-то… Вроде нет. Наигрался.
Чаще всего он занимал ворота. И казалось, кайфовал там, контролируя, страхуя, защищая, спасая – это его излюбленные социальные роли.
– Странно, – толкаю я, не подумав, что делаю. Поймав изумленный взгляд Усманова, вынуждена пояснять: – Просто я, как оказалось, без футбола не могу. Не хватало бы, если бы не решилась играть за университет.
– Хм… – помогая мне продвинуться к нужному ряду, Свят задерживает на мне взгляд. – А я, честно говоря, был удивлен. Не ожидал от тебя ничего подобного.
Чувствую, что краснею. И на этом все. Ничего сказать не могу.
И в этот момент замечаю игроков у боковой линии. Среди них Ян. Смотрит прямо на нас. Мне и без того муторно весь день. А тут еще такая эмоциональная наполненность – меня прошибает насквозь мощнейшими молниями. Это ярость – она превыше всего. Но, кроме нее, будто еще что-то… Понять невозможно. Но внутри все так сотрясается, что кажется, никогда больше на место не встанет. Все оторвалось, утратило целостность, растеклось и смешалось в пульсирующее варево.
Едва удерживаюсь на ногах.
Хорошо, что Свят в какой-то момент обнимает.
Нечаев отворачивается и выбегает на поле. А меня продолжает колотить. Слез нет, только потому что мой организм сгорел и превратился в сушь. Глаза жжет беспощадно, но ничего из них не вытекает. Моргать тяжело, будто песок скребет, когда это делаю. Дышу громко и часто. Поверхностно.
Свят что-то говорит, и я понимаю, что должна принять адекватный вид… Но я не могу с собой справиться. Особенно когда опускаюсь в пластиковое кресло и обнаруживаю перед собой целую шеренгу девочек в футболках с фамилией «Нечаев».
Это что такое? Зачем? Почему? Как он мог?
– Взять тебе попить? – шепчет мне на ухо Свят.
– Да, пожалуйста, – отвечаю, только чтобы выиграть пару минут на то, чтобы успеть прийти в себя.
Однако, выдавливая улыбку, ощущаю себя поистине сумасшедшей, потому что внутри в этот миг две личности сражаются. Одна – трясется, рыдает, скулит от боли и умоляет меня немедленно уходить. А вторая… Ох, она в гневе! Требует выбежать на поле и устроить тут всем, черт возьми, такое ледовое шоу… Ну, вы поняли.
В попытках удержать себя на месте, вцепляюсь в кресло руками.
«Я хорошая… Я хорошая… Я хорошая…» – твержу в уме свою привычную мантру.
Нахожу Нечаева взглядом, в глазах двоится. Сердца тоже два. Кровотока – два. Сознания – два.
Встряска. Изображение мира плывет. И передо мной из глубин памяти то Ян, то Свят предстают.
Два парня. Два друга. Два родных человека.
В равной ли степени?
Новые «помехи» в реальности.
Кто злит меня? Кто пугает? Кто одуряет? Кто восхищает? Кто манит? Кто заряжает? Кто наделяет смелостью? Кто волнует? Кто заставляет умирать от стыда? Кто возбуждает?
Прижимая ладони к ушам, я пытаюсь заглушить фамилию, которую выписывает мой мозг. Которую я и без того везде вижу!
Вздох… Вздох… Вздох…
Вздох, как маленькая смерть. Потому что между мыслью и эмоцией всего полсекунды, которые и отделяют рай от ада. А если мысль повторяется, задваивается, частит… Эмоции подтягивают стабильное состояние.
Состояние до ужаса напуганной, отчаянно пристыженной и одуряюще влюбленной Ю, которая вовсе не ангел. А если и ангел, то только падший.
24
Я здесь не выживу.
Капитаны разделяют поле, становясь плечом к плечу в его центре. За ними в шеренги выстраиваются остальные игроки команд. Красные футболки сливаются с оранжевыми, чтобы выразить уважение друг к другу и отдать должное болельщикам.
Иллюминация на трибунах гаснет. Освещенной остается лишь арена.
Я бы хотела сказать, что это помогает мне успокоиться. Ведь несмотря на то, что Нечаев гуляет мрачным взглядом по нашему ряду, видеть он меня вряд ли способен. И все же… Я по-прежнему крайне далека от умиротворения. Надпочечники продолжают вырабатывать адреналин. И он, будто наркотик, через кровь пропитывает каждую клеточку моего организма.
Это неправда. Неправда!
Я не
