давит чем-то непонятным, и злой взгляд Сергея, а еще шумит в ушах. Срочно нужно что-то придумать. Легенду состряпал на коленке и сказал сдавленным голосом:

— Учитель, я не знаю никаких “Стремительных ударов”, тем более ничего, что связано с техникой разведки его величества. Кто ж расскажет о таком? Тому, как держаться в бою, меня научил отец. Он сказал, что на одном из конфликтов спас военного, и тот в благодарность показал, как можно защищаться от магов. Сами же видите, мы лекари, никакой боевой магии. Я с самого детства учился и старался не показывать то, что умею, но в последнее время стал настолько популярным, чуть ли не до смерти, — и попытался выдавить улыбку.

* * *

Сергей изучал Ивара, что-то в его словах было. Отца этого парня он видел, правильный мужик, повоевал не меньше его, участвовал в самых крупных конфликтах. Да и среди служивых про него хорошо отзываются. Чугунцов лично знал парочку человек, которых спас этот лекарь. И то, что за это ему могли рассказать и научить “стремительным ударам”, похоже на правду. Все-таки долг жизни — очень дорогая вещица, и просто так не выплатить.

Сейчас Сергей изучал поведение паренька. Под таким давлением любой аристократ бы сдался. Неженки не терпят настоящей боли, а уж как быстро они ломаются на допросах. Конечно, это не касается тех, кто не боится войны и сражений. А этот сопляк сейчас придавлен почти тремястами килограммами и даже не рыпается, не умоляет. Отвечает спокойно, будто его так учили.

Потом Чугунцов вспомнил дело Дарка. Он никогда не покидал Великой Российской империи, значит, шпионом ему сложно быть. Учился хорошо, но случались постоянные драки, точнее, избиения его. Что очень странно, всю жизнь получал тумаки, а сейчас использует “смертельные удары”…

Сергей убрал “Чугунную чашу” — одно из любимых плетений в магии, которое очень хорошо помогает сделать из врагов красивую такую кровавую лепешку. Понятно, что на Иваре он использовал всего процентов десять-пятнадцать от ее мощи. Но паренек — молодец, не сопля, как многие тут.

Теперь вопрос: что с ним делать? Чугунцов думал, что он шпион, и, если сдаст его имперской разведке или допросникам, то это шанс на службу. А сейчас что? Ну, расскажет он о нем, а дальше? Ивар поведает свою историю. Если окажется, что кто-то научил его отца секретным наработкам Великой Русской империи, сколько голов полетит? Страшно подумать, там и этого солдата, и его командира, и тех, кто повыше, знатно за жабры возьмут.

Понятно, что Дарков больше как рода не будет. Но в расследовании и документах его фамилия будет фигурировать, а это черная метка не только на службе у его величества, но и в армии. Потом только в личные тренеры идти. Не хочется ставить крест на том, что с таким трудом получилось достичь во время военных конфликтов.

Больно складно рассказывает Ивар. Возьмут на карандаш, и все тут, будут следить вполглаза. У них там работы настолько много, что за сопляком еще не хватало бегать. Только от этого Чугунцов ничего не получит.

Лучше написать своему знакомому, через кого он планировал устроиться на службу. Прохор Березин занесет информацию в дело, а раскручивать пока не будет. Если потом что не так, то бумажка выплывет о том, кто обнаружил и кто доложил, а может и вовсе сгинуть в зависимости от ситуации. Да, такой вариант лучше всего.

На самом деле, сейчас Сергея интересовало другое. У этого паренька навыки куда лучше, чем у него в “стремительных ударах.” Его можно легко уговорить, чтобы он занимался с ним и показал то, в чем у тренера никак не получается разобраться самостоятельно. Если Сергей потянет навыки, то шансы попасть на службу еще выше.

Никто и не спросит, откуда он знает технику, потому что повоевал вместе с разведкой и много чего мог увидеть и запомнить. Насчет себя он не переживал, будут трясти, откуда знает про “стремительные удары”. Такого кадра с руками оторвут, потому что стандартное время обучения — около пяти лет, а так он может сэкономить парочку, если не три года.

Сергей улыбнулся, все очень уж хорошо складывалось, и будущее обещало быть выгодным. Осталось только как-то красиво подвести Ивара к тому, чтобы он занимался с ним. Но все-таки он учитель, и просить студента о таком ниже его достоинства. Как же поступить?

* * *

Судя по выражению лица Чугуна, в его голове происходят мыслительные процессы. Вон как все лицо напряжено, и губами шевелит, будто сам с собой разговаривает. Не знаю, поверил ли он в мою легенду, но давление стало спадать, как минимум сейчас моей жизни ничего не угрожает. От Чугуна уж точно.

Как же замять данную ситуацию? Стал прокручивать в голове все, что произошло. Ему нужна была эта проверка, чтобы убедиться, что то, как я дерусь, похоже на какую-то известную ему технику. И, судя по движениям, он крайне топорно пытается тоже чему-то научиться. Или не пытается, голова еще не пришла в себя от хорошенького удара по ней. Выписался из больницы, называется.

Ладно, где наша не пропадала, попробую узнать, что он хочет, и предложу это сам. Ему же не по рангу со мной возиться. Получается, что он меня сразу сюда вытащил — это все ради проверки? Видимо, искусство или что-то крайне секретное, если он так всполошился. А мне вообще не нужно, чтобы информация о случившемся куда-то просочилась.

Стал подниматься. Болели не просто все мышцы, нет, к этому добавились связки и кости. Даже с этой маленькой скоростью и силой можно повредить мое тело, жаль. А я рассчитывал, что появился какой-то прогресс, ведь я маг. Повернулся на Чугуна — да, выглядел он так себе, будто в баре или харчевне подрался.

— Учитель, — сказал я еще сдавленным голосом. — Прошу прощения, что позволил себе больше, чем следовало. Просто перед глазами все драки, где меня мутузило почем зря. А я терпел и никак не отвечал. Во время сражения с вами все это вылилось, мозг просто отключился. Вы уж зла не держите.

— Еще чего! Обижаться на то, что получил по морде, когда сам попросил показать. Расскажи кому, что меня, лейтенанта Чугунцова, так отделал студент-первогодка — не поверят.

И он засмеялся. Грохот его голоса растекался по тренировочному полю. Голова продолжала гудеть. Учитель успокоился и уставился на меня. Попробуем прощупать и сделать себя полезным, чтобы проблемы на пустом месте не возникли.

—