дальше двинемся.

Заночевали в глухой чаще. Закрывая глаза, некромант видел перед собой двоих — насмешливо склонившая голову Аэ, притопывающая стройной ножкой, и Дарина, в виде донельзя соблазнительном, упёршая руки в боки и дерзко задравшая нос.

Лесные силы и страхи осторожно обходили их костёр.

Конрад вздыхал во сне, упоминая на сей раз не Николетту и Марион, а уже неких Линлисс, Иреланну и Риэлье. Судя по всему, времени молодой рыцарь не терял.

— Вот оно, место.

Перед ним вздымались крутобокие холмы; начинались предгорья. Леса, словно наступающее воинство, смело шли в атаку, карабкаясь по серым скалам, пуская корни в мельчайших трещинах и выбоинах; однако указанное место оставалось совершенно, девственно чистым, и ни одно деревце так и смогло прижиться на его скатах.

Гранитный кулак словно пробил зелёное полотнище чащи, пробил и замер, угрюмый, насупленный, непобедимый. На его вершине Конрад заметил кольцо менгиров, высоких, в полтора человеческих роста, и заострённых, словно зубы чудовища.

Солнце не успело ещё подняться высоко над горами, и каменное кольцо заливал полумрак, отчего-то казавшийся там особенно густым и непроглядным.

Зомби опустили паланкин на землю.

— Бррр, — рыцарь Конрад старался согреться, хлопая руками и даже немного подпрыгивая, насколько позволяли доспехи: утро выдалось свежим, на стали блестела вода. — Я не маг, сударь Фесс, но отсюда чую, что не полез бы туда ни за какие коврижки. Небось тоже какой-нибудь драуг там сыщется, нет?

— Не должно бы, — на сей раз некромант взял с собой и посох, и глефу. Крутанул оружие, клинки с лёгким шелестом выскользнули из пазов. — Мертвяки редко уходят далеко от своих могил. Странствующие, конечно, есть, но их мало.

— Значит, переможем! — бодро объявил Конрад, воинственно махнув мечом.

— Переможем. Только вот что, сэр рыцарь — что бы ни случилось, ничего не делай. Падай ничком, лежи и читай все молитвы к Господу, какие только знаешь. Я тебя спасать не смогу; а ты, ежели рубанешь кого не надо, и себя погубишь, и меня.

— П-понятно, — слегка побледнел Конрад. — Но… сейчас же день… солнышко вверх карабкается, зло разгоняет…

— Тут такое зло, что никакому солнышку не справиться.

— А какое? Какое ж тут зло?

— В том-то и дело, что всякий раз разное. — Фесс держал глефу наперевес, посох пристроен был за спину. — Да и вранья в трактатах слишком много было. Держись рядом, Конрад. И помни — нос никуда не совать! И без носа останешься, и без головы.

Они взобрались по крутым склонам. Сам гранитный кулак был недоступен снизу, и только там, где тянулся перешеек от поднимавшейся горы, на него можно было ступить.

Камни чистые. Ни мха, ничего, никакой растительности. Только странные руны на поверхности стоймя вставших каменных копий.

И очень тихо. Полное безветрие, неподвижность, беззвучность. Под ногами — никаких жучков-паучков. Только обнажённый гранит.

— Ну, взялись.

…Некромант соединял менгиры линиями, прочерченными его собственной кровью. Крови требовалось немало, и это было плохо — вступать в бой с глубоким порезом, мягко говоря, не слишком умно.

Конрад следил за происходящим, затаив дыхание.

Некромант осторожно спрятал мысли о Дарине глубоко-глубоко, туда же, где хранились воспоминания о Рыси.

Аэ спрятать себя не дала. Покачала головой укоризненно и осталась.

«Куда же ты без меня…» — словно донеслось печальное.

Некромант скрипнул зубами и продолжал чертить.

Злое место. Кого бы ни накрыли гранитным колпаком древние маги, они накрыли кого-то донельзя сильного.

— Уфф… — линии проведены, фигура закончена. Старое доброе построение ещё эвиальских времён — спасибо милорду ректору Анэто и Ордосской академии.

— Конрад. Твой черёд. Сюда становись, в середину.

Рыцарь внезапно упёрся:

— Зачем это — в середину?! Я ж не должен был ничего делать!

— Ты и не будешь. Встанешь, постоишь и в сторонку отойдёшь. Давай-давай, линии сохнут, времени мало!

Конрад нехотя встал, куда было велено, и в тот же миг некромант бросил первую руну, ещё больше уплотняя и сжимая естественный ток «горькой» магии.

Лич. «Маг, вставший на путь осознанного зла». Маг, взалкавший бессмертия и маленьких радостей власти, глупых и донельзя простых. Некромант заставлял себя вспомнить эту жуткую фигуру во всех подробностях, от макушки до пят, вспомнить и всех его подручных; и не просто вспомнить, постараться стать им, хотя бы на краткое время.

Чем дольше он удерживает на себе чужую маску, тем лучше, тем достовернее будет поиск.

Беда в том, что маску можно и передержать, да так, что прирастёт и не оторвёшь.

Глубоко-глубоко под слоями гранита что-то шевельнулось. Ворохнулось во сне, ощущая сладкий запах чужой беззащитной (на первый взгляд) души.

— Некромаг?

Конрад почувствовал чужой голодный взгляд.

— С-сударь Фесс?

— Молчи! — прошипел тот.

Рыцарь закрутил головой.

— С места не сходи!..

Меч с мягким шипением выходил из ножен.

Начерченные кровью линии становились тоньше, начинали светиться; кровь отдавала жизненные силы, пронзаемая незримыми потоками злобной мощи, имманентно присущей твари, что заточена внизу. Сила ползла наверх, тончайшими волосяными трещинами в гранитной толще, ползла, чтобы предстать наверху лишь в донельзя ослабленной манифестации; впрочем, чтобы сытно закусить благородным рыцарем Конрадом, и этого бы хватило.

Кто-то очень умный и очень рисковый поставил здесь эти менгиры. Поставил, чтобы другой, столь же умный и ещё более рисковый, смог бы вызвать заточённую сущность и задать ей вопросы.

Если б сумел, конечно.

Конрад крупно дрожал. Под солнечным небом, под голубым прозрачным куполом, что сам по себе отвратителен любому злу, из глубины гранитной темницы поднималось нечто, не имеющее формы и определения.

Менгиры, испещрённые хитрыми символами, потемнели, словно их окатили чернилами.

По ногам некроманта поднимался ледяной холод; между камнями сгущался плотный туман, сквозь него ярко сияли кровью проведенные окружности, отрезки и хорды.

— Конрад! Прочь!

Губы слушались плохо, лицо быстро леденело, но рыцарь понял. Кое-как, на подгибающихся ногах, он вышагнул из сердца тёмной манифестации за миг до того, как там словно ударил фонтан мрака, клубящегося, рвущегося ввысь, но бессильного дотянуться до живых.

Фесс не стронулся с места.

Да, это было знакомое чувство раскрывающихся бездн