Шрифт:
Закладка:
— Какое обстоятельство? — мягко спросил Чикуров.
— Женя запил, — глядя в сторону, ответила Регина Эдуардовна. — Не выдержал. Ему ведь не степень доктора нужна была, а дело! Но оно остановилось. Мужу показалось, что окончательно. — Баулина судорожно вздохнула. — Пил Женя по–черному. Буквально приносили домой… Я сама убедилась, глядя на него: напрасно считают, что алкоголь облегчает. Наоборот! Все беды кажутся во сто крат тяжелее… Говорит мне: конченый я человек, давай разводиться. Плюс ко всему — бред ревности на почве пьянки. Ужас! Сколько я пережила, не передать словами, — Она прикрыла лицо рукой.
Чикуров не торопил ее, понимая, что воспоминания были слишком мучительны, чтобы спокойно исповедоваться перед посторонними.
— И ведь ни к кому не пойдешь, не облегчишь душу, — продолжила Регина Эдуардовна. — Не попросишь повлиять на Женю… Для него был один авторитет — Троянов. Во всем: в жизни, в медицине… А вот как раз к Максиму Савельевичу я и не могла пойти. Хоть он и любил моего мужа, и был, в сущности, человеком широким, но чего не терпел, так это пьянства…
— Давно Евгений Тимурович предлагал вам развод? — спросил Игорь Андреевич.
— Незадолго до переезда в Березки. Знаете, я находилась в таком отчаянии, что уже была готова согласиться. Что вы хотите, каждый день безобразнейшие сцены. Что я изменяю ему…
— Он ревновал к кому–нибудь конкретно? — спросил Чикуров.
— Да, — негромко ответила Регина Эдуардовна. — К моему другу по работе. Может, видели по телевизору? Дуюнов. Его в последнее время все чаще приглашают выступать на ЦТ с куклами. Очень талантливый человек. Как говорят англичане, сам себя сделал. Без диплома, без специального образования, а пробился… Нам с Дуюновым иногда приходилось выезжать на гастроли… Евгений Тимурович места себе не находил. Вернусь домой — изводит меня своими подозрениями. И так каждый раз… Вот я и подумала: сколько можно терпеть? Может, действительно, единственный выход — развод? А с другой стороны — как быть с Норой? Она ведь в отце души не чаяла! И возраст такой, когда легче легкого изломать ребенку психику… Не знаю, откуда у меня взялась сила. Наверное, от отчаяния… Короче, взялась за Женю. Или, говорю, кончай пить, или забираю дочь и ухожу. Он понял, что это не простая угроза… Смотрю, одну неделю держится, вторую, третью… Снова стал бегать трусцой, к работе потянуло. А тут как раз встретились с Василием Васильевичем Банипартовым. У моей подруги Юнны Воронцовой. Я уже говорила вам о ней…
Зазвонил телефон.
Баулина сняла трубку. И недоуменно произнесла:
— Да, он здесь. — Она протянула трубку Чикурову: — Вас…
Звонил Манукянц.
— Игорь Андреевич, вы интересовались, когда приедет с курорта товарищ Ганжа, так?
— Совершенно верно.
— Завтра приезжает. Жена сказала.
Чикуров хотел расспросить зампредседателя исполкома поссовета о Рогожине. Очень кстати возвращался из отпуска отставной генерал.
Извинившись перед Баулиной, Чикуров попросил ее продолжать.
— Так вот, сидим мы на вечеринке у Воронцовой. Не помню уже, по какому случаю… Конечно, стол, прекрасные закуски, вино. Гости выпивают. Кто больше, кто меньше. Василий Васильевич и Женя не прикасаются… Спрашиваю Юнну: почему Банипартов не пьет? Она сказала, что у него тяжелейшая язва желудка, ему рекомендуют лечь на операцию, но он боится. И вдруг Юнна предложила поговорить с Женей, чтобы он попробовал вылечить Василия Васильевича голоданием. Я ответила, что у мужа отобрали койки и теперь он не практикует… Но Юнна, если заведется, никаких преград не признает. Ерунда, говорит, поголодает в домашних условиях… Банипартов ухватился за эту мысль. Стал голодать под наблюдением Жени… И, вы знаете, поправился… Ростовцев, узнав, какие чудеса творит мой муж, пригласил его в Березки. Женя согласился… А дальше — посыпалось все как из рога изобилия. Главврач экспериментальной клиники, профессорское звание, известность. О материальных условиях и говорить не приходится. Зарплата, чудный особняк, гонорары… Меня и Норочку буквально разодел… У моих родителей была дача–развалюха, так мы ее прямо в хоромы превратили. Теперь мой отец там хозяйничает… Словом, все как в сказке. Правда, я не могла расстаться с театром и приехать сюда насовсем. Это очень травмировало мужа. Но поверьте мне, — Баулина приложила обе руки к груди, — театр — огромная часть моей души. Я так и объясняла Жене: ты сам, мол, знаешь, что такое любимое дело, должен понять… Он, кажется, понимал… Теперь вы знаете, как и почему он в Березках…
— Вы часто приезжали к нему?
— К сожалению, часто не могла.
— И все же?
— Раза два в год, а то и реже.
— С дочерью? — продолжал допрос Чикуров.
— Да, иногда с Элеонорой.
— Как вы находили мужа? Я имею в виду настроение, окружение?
— Что вы, Женя преобразился здесь! Тысячи планов, идей! Отношение к нему — лучше и желать нечего… Появилось увлечение — стал собирать картины, произведения прикладного искусства. Цветы развел в саду…
— Сам?
— Вот цветы — не сам. Домработница. Очень хорошая женщина… Я поняла, что муж прикипел к Березкам всем сердцем. Здесь он прима, а в Москве лишь участник массовки… В прошлом году приезжал в отпуск, отдыхал на даче. Встречался с Трояновым. Наш старикан встал. Правда, тогда он еще ходил с палочкой, рука плохо слушалась, говорил с затруднением, но ум ясный… Мы с Женей были в Большом театре… Но я видела, что в Москве он скучает. На языке только Березки да Березки.
— Вот вы, Регина Эдуардовна, в начале нашего разговора намекнули, что у Евгения Тимуровича, возможно, было здесь увлечение женщиной… Какие основания для этого? — спросил Чикуров.
— Есть основания, есть, — со вздохом произнесла Баулина. — Я сама заметила, что главная медсестра в клинике не совсем по–служебному относится к Жене…
— А что–нибудь конкретное было?
— Я женщина, — усмехнулась Баулина. — Любой нюанс чувствую. Ну и соседка мужа мне намекнула. Видели не раз в его доме Азу Даниловну… Я, как сами понимаете, скандалов закатывать не стала, но Жене высказала. Он смутился, стал оправдываться… Одним словом, ситуация довольно прозрачная. После этого разговора
