Чикуров, прихватив Хрусталева, отправился в поселковое отделение милиции. Там его с ходу огорошили: буквально несколько минут назад в гостиницу «Приют» приехал Латынис с женой Баулина. Ян Арнольдович очень хотел видеть его, Чикурова.

— С женой Баулина? — удивился следователь.

— Да, прибыла из Москвы, — ответил дежурный.

Пришлось возвращаться в гостиницу.

Возле «Приюта» стояли запыленные «Жигули» красного цвета с московским номером. Латынис прохаживался по вестибюлю, поглядывая на часы.

— Где Баулина? — прежде всего спросил следователь.

— Ест, — кивнул на двери ресторана оперуполномоченный. — Говорит, всю ночь гнала машину. Устала так, что уже за рулем сидеть не могла. Из отделения сюда «Жигули» вел я.

— Но почему она сразу в милицию?

— Нет, сначала рвалась в больницу, но к Баулину не пустили. В реанимацию вообще никого не допускают… А она посчитала, что все это дело рук Шовкопляса. Так и заявила мне: Шовкопляс — враг ее мужа номер один. Возмущалась, почему ему доверили оперировать Евгения Тимуровича. Говорит, Шовкопляс столько нервов измотал Баулину! Писал статьи против него, выступал публично… Короче, всеми силами боролся против его научного и лечебного методов.

— Однако прооперировал профессора, кажется, неплохо, — заметил Чикуров.

— Слышал, — кивнул Латынис. — Она даже успела поговорить в больнице с нейрохирургом из области. Он сказал, что лучше того, что сделал Шовкопляс, вряд ли мог сделать кто–либо иной, в том числе и он… Из больницы Баулина поехала в особняк мужа, но войти не смогла — опечатано. Вот тогда она в милицию… Почему–то решила, что вы там, хотела встретиться. Я как раз находился, в отделении милиции, связывался с московскими коллегами. И справлялся именно о Баулиной… Ни позавчера, ни вчера ее в Москве не было. То есть ни накануне покушения, ни в день покушения.

— Может, на даче?

— Нет, на даче ее тоже не было.

— А вы у нее не спрашивали, где она находилась в то время?

— Не хотел упреждать вас, Игорь Андреевич… Интересно, что она скажет.

— Посмотрим…

Из дверей ресторана показалась невысокая женщина, в светлом брючном костюме, с модной сумкой через плечо. Она подошла к ним.

— Игорь Андреевич Чикуров, — представил ей следователя капитан.

— Баулина Регина Эдуардовна, — кивнула жена профессора, устало оглядывая следователя.

— Вы хотели со мной побеседовать? — спросил Чикуров.

— Разумеется! Должна же я знать, что произошло с Женей. — Она достала из сумки платочек. — Никто ничего не может сказать. Или не хочет. — Баулина поднесла платочек к глазам.

— Вы не возражаете, если мы поговорим в вашем номере?

— Пожалуйста, где угодно…

Когда шли по лестнице, Игорь Андреевич отметил: Регина Эдуардовна хоть и не первой молодости, но еще весьма привлекательная женщина. Ухоженное лицо, со вкусом наложенная косметика. Что и говорить, следила за собой.

Отдавая Баулиной ключ, дежурная по этажу сказала Чикурову:

— Ваша коллега была с полчасика назад.

— Дагурова? — уточнил следователь.

— Она. Узнав, что вас нет, сразу куда–то ушла. «Решительно сегодня день несовпадений», — подумал Игорь Андреевич.

Он бы очень хотел видеть Ольгу Арчиловну. Узнать наконец, что она натворила в дирекции «Интеграла». Из головы не выходил разговор с Вербиковым… И не натворила бы еще чего–нибудь…

— Страшно хочется курить, — призналась Баулина, устраиваясь в кресле. — На людях стесняюсь…

— Разрешите и мне. — Чикуров вынул из кармана пачку «Явы» и протянул Регине Эдуардовне.

— Благодарю вас, но я привыкла к другим. — Она достала из сумки «Космос».

Игорь Андреевич чиркнул зажигалкой, дал ей прикурить, закурил сам.

Баулина глубоко затянулась, прикрыла глаза. Предательская сеть морщинок на веках все же выдавала ее возраст.

Чикуров не начинал разговора, ждал. Латынис тоже молча сидел на стуле.

— Так что же произошло? — наконец спросила Регина Эдуардовна. — Говорите правду… Я готова ко всему…

— В Евгения Тимуровича стреляли, — начал следователь.

— Это я знаю, — перебила Баулина. — Кто? И главное, за что?

Чикуров пожал плечами. Встреча с женой профессора произошла настолько неожиданно, что он не знал, с чего начать допрос.

— Женщина?.. — тихо произнесла она.

— Почему вы так думаете? — задал вопрос следователь.

— Не знаю… Я всю дорогу думала… Кого он мог так обидеть, оскорбить, обмануть? Женя — бескорыстнейший человек! Сколько с ним живу — он делал людям только добро. — Она замолчала, промокнула платочком навернувшиеся на глаза слезы.

«Они ее тоже не портят», — машинально отметил Чикуров и спросил:

— Так почему вы подумали, что это могла сделать женщина?

— Глупость, конечно. — Она смяла в пепельнице выкуренный до самого фильтра окурок. — Женская логика… Если ревнует, значит, сам чувствует за собой вину.

Насчет ревности следователь знал из ее же письма к мужу.

— У Евгения Тимуровича здесь кто–то был?

— Не знаю. Может быть, — ответила она. — Но скорее всего не очень серьезно. — Баулина вздохнула тяжело–тяжело, со всхлипом. — Во всем, видимо, виновата я…

— В чем именно? — осторожно поинтересовался Чикуров.

— В том, что он здесь, в том, что фактически пять лет без семьи… Какие мы все эгоисты! Ведь он так любит дочь! Элеонора для Жени — свет в окне!.. Я вот сейчас думаю, чем он жил? Своей работой, своими идеями, дочерью, ну и мной, конечно… Хорошо, с работой у него в Березках ладилось, а в семье? Норочку видел всего два–три раза в году. Наверное, поэтому задаривал ее сверх всякой меры… Сапоги — не сапоги, дубленка — не дубленка, видеомагнитофон, стереоустановка… А простого человеческого общения не было.

Регина Эдуардовна сглотнула слезы.

— Почему вы жили отдельно? — спросил Чикуров.

— Все это непросто, — махнула она рукой. — Даже не знаю, как объяснить…

— Попробуйте.

Баулина закурила еще одну сигарету.

— Я неудачница, — с каким–то тихим отчаянием призналась она. — Возможно, поэтому и близким не везет… Мечтала стать великой драматической актрисой, а стала… — Она вздохнула.

— Да, кем вы работаете? — поинтересовался следователь.

Она печально улыбнулась, пошевелила пальцами своей красивой руки.

— Кукловод… В кукольном театре.

— Недовольны?

— Привыкла. Даже нравится теперь. Но когда кончала ГИТИС, думала, что возьмут во МХАТ, на Таганку или в театр на Малой Бронной… А меня распределили в Свердловск. Я, естественно, отказалась. Еще бы — в провинцию! Проболталась в Москве года полтора, отчаялась. И уже готова была согласиться на что угодно, но, как говорится, поезд ушел… Пробавлялась разной мелочишкой. То в небольшом эпизоде на телевидении, то в детской передаче по радио, летом — в пионерлагере или доме отдыха массовиком–затейником… А с кукольным театром мне еще повезло! Не на главных ролях, а все же в труппе… Даже пару раз была на гастролях за границей. И не очень стыдно перед подругами. Правда, кое–кто из моего выпуска пробился