Мы знали, чем это обернётся! Уже поздно отступать!

— Это не шутки, — покачала головой Эстер и устало коснулась пальцами лба, пытаясь уловить источник головной боли.

— Не шутки, — соглашается Ингрид, до этого меланхолично сидевшая поодаль, — но Фрейя права — отступать уже поздно. А что до них… — белокурая девушка перевела взгляд на окно, мысленно уносясь куда-то далеко, к подножию холма, и замолчала. Однако каждая из присутствующих поняла, что она хотела сказать.

Нельзя жалеть тех, кто не пожалел тебя.

— Сумасшествие какое-то… — пробормотала Герда, откидывая голову назад. Оддманд каркнул ей в ответ и перепрыгнул со шкафа на стол. В его клюве было зажато кольцо с чёрным камнем; вокруг вещицы, казалось, холодел воздух, и время замедляло свой ход. Совершенно гипнотическое воздействие. Складывалось впечатление, что, если слишком долго смотреть, то тебя утянет в глубину бесконечной темноты.

Эстер молча переводила взгляд с Фрейи на Ингрид а затем фыркнула и, стремительно встав из-за стола, гневно оправила подол и вышла прочь. Герда хотела, было, броситься вслед, но Ингрид остановила её лёгким движением руки.

— Не стоит, — предупредила она. — Ей нужно побыть одной. Я могу её понять.

Герда кивнула и с тяжёлым сердцем вернулась на место.

А Эстер, покинув Дом, бежала вниз по склону холма, глотая горячий воздух раскрытым ртом; её душили невысказанные слова. В этом заключалась главная проблема — невозможно было передать в полной мере постороннему ужас, который приходилось ежедневно проживать ей.

Видения не поддавались описанию — их можно было только почувствовать, потрогать, пропустить через себя. Они походили на сны, которые понимаешь, лишь находясь внутри, а после, сколько ни стараешься, не можешь подобрать правильных формулировок.

Дом остался далеко позади; вокруг зазвучал Лес. Эстер не любила Лес, но Дом ей не нравился сильнее — в нём было больше плохих воспоминаний. Отовсюду звучал голос Рогнеды, недовольный и скрипучий — «старайся больше!», «ты не уйдёшь, пока не увидишь достаточно». Из каждого угла смотрели на Эстер глаза тех, кого она видела в своих снах. В Лесу призраков тоже было полно — отрубленные головы взирали с ветвей пустыми глазницами, мертвецы прятались под еловыми ветками. Все те, кого она могла, но не сумела спасти своим даром. Да и можно ли спасти того, кто обречён?

Эстер остановилась, когда поняла, что оказалась далеко в чаще. Вокруг стало вдруг очень тихо, даже привидения остались где-то позади, заливая горькими слезами тропинки. Девушка опустилась на землю, становясь единым целым с окружающим её со всех сторон Лесом. Он не умел ненавидеть, а потому охотно принял Эстер в объятия, укачивая, как родное дитя.

— Всё равно я не смогу ничего изменить, — проговорила себе под нос ведьма. — Что было увидено, то случится… Наверное, стоит принять. Сколько раз мне это говорила Рогнеда, а я так и не поняла.

Ветер отозвался, погладив девушку по щеке невидимой рукой. Он принёс и отзвук чьих-то тяжёлых шагов, раздающихся совсем рядом. Эстер напряглась и притаилась в тени еловых лап, внимательно выискивая взглядом непрошенного гостя.

* * *

Женя уже не ощущала боли от падения. Все перемещения настолько надоели, что уже даже не нервировали. Хотелось одного — чтобы это наконец-то закончилось.

Первое, что почувствовала девушка до того, как открыть глаза — ужасающий холод, пробирающий до костей. Она резко подскочила на месте, торопливо оглядываясь. Вокруг был только снег — и ничего, кроме снега. Жене вдруг стало невероятно страшно.

— Оддманд! Одд… Оддманд!.. — срывающимся голосом закричала она, пытаясь сдвинуться с места в этом непроглядной белой пустыне. Лёгкая одежда никоим образом не спасала от мороза, и очень быстро у Жени начали неметь конечности. Хотелось плакать, но слёзы замерзали мгновенно, из-за чего глаза начало неприятно саднить.

— В-вот т-так в-вот… — забормотала Женя, устало падая на спину. Вот и всё. Сейчас она замёрзнет насмерть где-то на заснеженной равнине, непонятно, в каком месте и времени, и всё будет зря. А глаза такие тяжёлые, да и холод уже не приносит боли…

Снег укутывал тяжёлым одеялом. Не открывая глаз, Женя чувствовала, как множатся и горят на руках таинственные письмена, никоим образом не спасая её от холода. В голове стучали отсчитывающие секунды часы, огромные, уродливые, следующие за девушкой везде и всюду. Кто она? Где она? На краю сознания зажглось смутное воспоминание. Она уже лежала вот так, убаюканная зимними ветрами, брошенная всеми на свете… И ни одной тени рядом, способной хоть немного облегчить боль.

— Госпожа! Госпожа, вы здесь?

— Н-нету меня… — шепчет Женя, расплываясь в улыбке, и закрывает глаза, проваливаясь в сладкий сон. А голос, зовущий её, оказывается всё ближе; довольно скоро вокруг начинают мельтешить какие-то тени, девушку подхватывают сильные руки и укладывают куда-то в тепло.

— Быстрее, быстрее! — кричит незнакомая девушка. — Фрейя, только не засыпай, слышишь? Только не засыпай…

— Эстер?.. — глупо бормочет Женя, приоткрывая один глаз, и глупо хихикает. — А я, это самое, умерла…

— Да знаю я, знаю…

* * *

Очнулась Женя в постели. Пальцы болели, но в целом ощущала она себя гораздо лучше.

— Госпожа, вы проснулись?

Рядом в мгновение ока оказался Оддманд. Его обеспокоенное лицо склонилось над девушкой. Тут же с другой стороны появилась та, которая призывала ускориться, и Женя узнала её мгновенно. Эстер, черноволосая и черноглазая, с цыганским взглядом и бледным лицом, смотрела до того напугано, что хотелось её пожалеть.

— Да вроде проснулась… Погоди, что?

Женя вскочила, откидывая одеяло.

— Нам же надо…

— Тише, тише, — заговорил Оддманд, кладя руку ей на плечо. — Мы с Эстер уже начали поиски.

— И как?

— Пока — безрезультатно.

Девушка откинулась обратно на подушки и тут же вскрикнула от боли. Она подняла руки так, чтобы видеть ладони, и её глаза расширились от страха. Чёрных линий стало в разы больше, они исполосовали кожу уродливыми знаками, которые тут и там складывались то в причудливые узоры, то в цифры. Рисунки ползли от пальцев по запястьям и выше; казалось, они успели покрыть почти всё тело и сдавливали горло невидимыми путами. Женя начала задыхаться.

— Принесите воды! — потребовал Оддманд

— Сейчас.

Эстер исчезла из поля зрения, а затем вернулась, неся в руках ковш. Женя приложилась к нему губами, глотая жадно, как будто её уже долгое время мучила жажда. Ей стало спокойнее. Поморгав, она, наконец-то, смогла рассмотреть комнату.

Это явно была не крестьянская изба — слишком мягкая кровать, слишком изысканное окружение. На столе горела свеча в искусно сделанном подсвечнике, лишь едва разгоняя темноту. Женя вопросительно взглянула на Оддманда.

— Боярские палаты. Как видите, Дом любит размах.

— Ага… — слабо ответила