Его сильные пальцы опускаются на мое бедро и пока он смотрит мне в глаза, рука задирает подол, обжигает голую кожу, проскальзывает вверх, с силой сжимает ягодицу.

Тело бьет крупной дрожью.

Глупая девчонка.

Как я могу устоять перед такой харизмой и мужественностью?!

Где-то на задворках сознания проскальзывает последняя здравая мысль – я же влюбилась в своего босса по уши, и на краткий миг, пребывая в облаках неизведанных чувств, я делаю то, что никогда бы не совершила в здравом уме и твердой памяти…

Меня ведет тяга, жажда, я кажусь себе кем-то другим.

Эта раскрепощенная девушка творит безумие. Скоромная тихоня Катя никогда бы не осмелилась…

А вот эта новая я походу сумасшедшая.

Сама подаюсь вперед в желании почувствовать эти уста на своих. В неге прикрываю веки, почти касаюсь мужских губ, как сильная рука впечатывается в горло, сжимает, и я в ужасе распахиваю глаза, уставившись в красивое суровое лицо. Холодное сейчас, с потусторонним прожектором ядовитых радужек.

Бесчеловечный. Дикий. С жатыми челюстями.

Не понимаю, чем вызвала адовый гнев. Сам же меня чуть не взял на столе, а сейчас смотрит зверем. Пугает до икоты. Рука на шее обжигает. В ней сила. Чувствую хватку.

Сожмет сильнее, задушит или сломает позвоночник.

Зеленые глаза похожи на кратеры в пустыне, с изломанными линиями, что расходятся лучами от расширенного зрачка.

Воздуха не хватает. Димитрий меня просто зажал в тисках.

– Я не целую. Никого. Никогда.

Чеканит слова. Вдавливает их мне под кожу своими пальцами.

Меня словно в кипяток опускают. Стыд обжигает. Слезы закипают в глазах.

Переводит взгляд на хватку на моей шее. Присматривается и разжимает руку.

Облизываю дрожащие пересохшие губы, жадно тяну воздух, всю трясет, и я выплевываю зло:

– Что, девушек легкого поведения не целуют?!

Мне бы заткнуться, но… не могу! Он выводит на чувства.

 – Зачем так со мной?!

Хочу убежать. Не дает.

Упирает кулаки по обе стороны от меня, все еще держа в плену своего взгляда. Напряжен так, что я отчетливо вижу бугрящиеся от натуги мышцы, обтянутые тканью толстовки.

Цепляет мои волосы, опять зарывается в них пальцами и заставляет посмотреть в лицо. Второй прижимает мое хрупкое тело к себе, вклинивается, заставляет обвить ногами фигуру атлета.

Босс возбужден. Его руки опять во всю сминают подол, и я понимаю, что бессильна. Целовать, возможно, и не поцелует, но взять, как дикий зверь, вполне может.

В висках тупая боль и мысль: не переживу. Его ярости и жестокости не вынесу.

Я подрываюсь.

Шоковое состояние развеивается. Рука сама летит к лицу Каца в попытке залепить пощечину.

Реакция моментальная, мое запястье сгребают в болевом захвате с такой силой, что надави он сильнее, будет перелом.

– Глупо.

Бросает зло и подается вперед, заставляя меня прогнуться, действует грубо, и я начинаю отбиваться.

Димитрий сильнее сжимает меня и проговаривает так, чтобы я услышала, зафиксировав подбородок, вглядываясь в меня, вбивает рубленые фразы:

– Не провоцируй. Иначе растерзаю.  Сейчас, считай, тебе сильно повезло, Катрин.

А затем я не верю в то, что слышу:

– Не потянешь. Нужны профессионалки.

Фраза, скорее, себе.  

Еще один нечитаемый взгляд и Кац разворачивается, уходит.

Быстро одергиваю платье, прикрываю колени, дрожу.

В глазах печет и в груди боль расцветает всеми оттенками страдания.

Моя неопытность его отпугнула?!

Узнал, что я девственница? Не захотел связываться?!

Меня колотит от обиды, от горечи. Я не подхожу его сексуальным аппетитам.

Можно радоваться, я ведь не хотела с ним спать, сопротивлялась и вообще…

Не хотела ведь?!

Но почему слезы колют глаза, почему так обидно, а на кончике языка странное желание ляпнуть этому мужчине: “Ненавижу!”?

Бегу в свою комнату, не замечаю ступеней, захлопываю за собой дверь, сползаю на пол.

Обнимаю колени и не понимаю. Себя не понимаю. И не понимаю мужчину, который так разогрел мое неопытное тело, а потом поставил под ледяной душ только потому, что я потянулась к его губам…

Что за заскок?

И как на повторе глубокий будоражащий сознание голос:

Я не целую. Никого. Никогда.

Кажется, что в этом скрыта вся дьявольская суть монстра.

Глава 27

Снимаю платье, что все еще хранит жар его пальцев, падаю на кровать и понимаю, что белье неприятно льнет к коже, давая понять, что тело меня предало.  

Ворочаюсь и не могу уснуть. Я разбита, чувствуется неудовлетворенность, злость и обида.

Бросаю взгляд на часы. Почти полночь.

– Это наваждение! Я здесь не усну.

Решение принимается мгновенно.  

Не хочу быть здесь. Не смогу. Встаю и надеваю свои вещи, кофту и джинсы. Надеваю другую одежду, с омерзением глядя на белье, которое я, скомкав, бросила в угол комнаты.

Сжечь бы эти тряпки, чтобы не напоминала о грубых мужских руках, которые захватили в плен всю меня, и то, что я поддалась, от этого еще горше.

Я на одно безумное мгновение захотела, чтобы он стал моим первым. Желала его поцелуев, и любви…

Разовых женщин не целуют? Значит, для Димитрия я никогда не буду чем-то большим, чем очередная подстилка.

Трясу головой, чтобы избавиться от мыслей. С чего я вдруг захотела закрепиться?! Я не его класса, девчонка из глубинки, и глупо думать, что магнат задержится в нашей глуши.

Он уедет, а мне придется притвориться, что его никогда не было в моей тихой размеренной жизни, забыть и жить дальше. Работать, учиться и иногда переписываться с Пашей.

Улыбаюсь немного горько. Это ведь моя жизнь и до появления биг босса я была вполне счастлива тем, что имею.

Немного, конечно, омрачала ситуация с Авдеевым, про которого я странным образом позабыла с появлением Димитрия, и надеюсь, что Андрей также вычеркнул меня из списка своих прихотей.

Надеваю кеды и выхожу из своей комнаты. Тихо иду по безлюдному коридору с приглушенным светом, дохожу до лестниц, спускаюсь, готовлюсь идти в сторону двери, как слышу глухой звук.

Прикусываю губы, сердце…

Почему оно начинает болеть и в памяти воскресают слова Каца относительно “профессионалок”?

Еще один звук. Весьма символичный.

– Давай, Катя, иди куда шла. Уходи.

Проговариваю мысли вслух, но ноги несут в сторону. Поворот. Дверь приоткрыта…

Сердце сжимается в груди от страшного чувства. Впервые перед глазами пелена и боль глубоко внутри.

Она саднит, пульсирует, переливается и вспыхивает дикой пульсирующей сферой агонии.

Когда и как я умудрилась отдать свое сердце бездушному