— Тот, кто собрал свет, тот и не боится уйти. Ему нечего бояться — он нашел то, что есть. Я живу для того, чтобы собирать свет. Когда я исчезну, останется свет. И я буду тогда в нем, как он сейчас во мне.

— Что, что все это значит?!

И вдруг Крокодилу стало нестерпимо страшно. Он закричал. Он раскрыл пасть. Он дохнул огнем, но… Перед ним стояло удивительное существо, которое его совершенно не боялось. Совсем не боялось и совсем от него не зависело. Нисколько. А он, великий Крокодилиссимус, целиком зависел от этого, существа, которое называло себя Владычицей Света.

Он с радостью растоптал бы ее, но… если Ее не будет, не будет и его.

— Только тот, кто не боится умереть, может стать бессмертным — тихо говорит она.

— Только тот, кто готов умалиться и пройти через волшебную щелку.

— Щелка?! Опять о ней?! Так ее не избежать? Постой! Куда же ты!

Но Она точно не слышит его. Она становится все прозрачнее, все легче. И голос Ее все тише, тише… Что, что такое она говорит?

Свет замирал в свой тайный час.

Да нет, он не потух.

Он просто на глазах у нас

Преображался в Дух.

Не ослепителен, не жгуч,

Простясь со всей тщетой,

Луч таял, превращался луч

В Дух Света — Дух Святой…

Королева говорила и таяла на глазах. Таяли хрустали, таяли зеркала, таяли образы, проплывавшие в них, таяли, расплывались, исчезали очертания Крокодила. Нет очертаний, нет никого, но сияние есть. Оно дрожит, мерцает. Вот уже только след от сияния, но какой теплый, какой нежный и чистый сиреневый след!.. И — флейта, флейта!..

— Я здесь! Я здесь, моя девочка!

— О, наконец-то! Наконец ты мне ответил! Сколько же я звала, сколько искала тебя!

— Ты звала? Ты искала?! Это я миры обошел, чтобы найти тебя!

— Да, Том. Может быть. Том. Но ведь это ты покинул меня. Я все время оставалась здесь. В том, что есть. А ты ушел.

— Да… Я ушел… Но, Господи, я пришел… Пришел! И пускай будет то, что есть, и не будет того, чего нет!

***

Они сидели за столом в своем домике около нарядной сияющей елки: Том, его Старая Девочка и Помпончик, их верный Помпончик, на которого стоит только взглянуть — и уже все, что заботило и мучило, окажется одолимым. И даже самое неодолимое, с которым ничего не поделаешь, тоже…

— С Новым годом! — сказал Помпончик и, взяв в руки бокал, подошел к телевизору и включил его. Странное дело — он увидел на экране самого себя с бокалом в руке и со своей неизменной улыбкой.

Но его быстро заслонила Баба Яга.

— Вот-вот-вот! — говорила она. — Не успела я замести эту щелку. И на этот год тоже не успела. Нагляделись уже в нее вдосталь… "С Новым годом, с новым счастьем". И такого напустили тут туману, такого дурману… Теперь уже никто ничего не разберет. На самое точное, самое достоверное — говорят: нет его! Это то, чего нет! А на всякую невидаль, на то, чего сроду не было, говорят: вот это то, что есть. И теперь-то уже никто ничего не знает.

Но тут Баба Яга как-то срочно растаяла. А из-за нее снова проступил Помпончик и сказал, собственно, то, что он говорил всегда:

А я что-то знаю.

А я что-то знаю.

А я что-то знаю,

Знаю — и пою.

Среди темных веток

Щелочка сквозная…

Загляни — увидишь

Звездочку свою!

Зеркало в зеркале

На огромном старом Дереве, склонившем свои ветки над озером, сидел Оль. Тихо, как всегда. И все-таки он все время говорил. Людям кажется, что это шумит Дерево. Дерево и в самом деле шумит, а Оль старается не заглушать Дерева и не перебивать его и все-таки говорить. О чем он говорит? Ни о чем. О том, кто сотворил этот мир. Все время о Нем. Как это Ему удалось сотворить такой мир? Такую красоту?!

Дерево смотрит в озеро. И Оль смотрит в озеро. У старого Оля очень ясные глаза. Может быть, только у младенцев бывают такие глаза. У тех, кто совсем не видит себя, весь мир отражается в глазах. Два зеркала. И когда глаза эти вглядывались в озеро, было зеркало в зеркале. Между глазами и озером вспыхивал свет. Люди говорили: заря отражается в озере… Или звезда… А глаз Оля ник¬то не видел. Зато он видел всех.

Невдалеке от лесного озера было большое селение или маленький город, а может быть, даже целая страна. Страна, в которой жили маленькие человечки, маленькие золотые кони, золотой олень, тоже совсем маленький, но совершенно настоящий, как и все в этой удивительной стране. Вечером в домах зажигались разноцветные огни, вспыхивали витражи в церкви, раздавался колокольный звон, а когда он стихал, слышался тонкий-тонкий голосок какой-то детской песенки, до того мягкий и ласковый, что слышавшим его становилось как-то очень уютно, очень спокойно, и начинало казаться, что детство не кончилось и не кончится никогда. Кто знает, может быть, из-за этой песенки селение за лесным озером получило название Страны Детства.

А пел эту песенку гном, сидящий у камина. Он сидел там и просушивал чулки (почему-то всегда промокавшие); просушивал, чтобы положить в них подарки на каждое новое утро. Да и чем новое утро хуже Нового года?

— С Новым Утром! С Новым Миром! — говорил он, вынимая из чулка что-то такое удивительное, чего сам не придумаешь, даже если будешь думать сто лет.

Ну в самом деле, кто может придумать первый солнечный луч, или розовое перо зари на небе, или лиловый колокольчик в траве?

Кто?

Никто. Только Она одна.

Дело в том, что в Стране Детства жила та самая, которая эту страну создала. То есть все, конечно, создал один Создатель. Но ошибаются те, кто думает, будто Он работает без помощников. Вот она и была Его помощницей. Ее звали Девочка-Цветок или Фея Цветка; а еще раньше Ее звали Старая Девочка, та самая,