– Чем занята сейчас, празднуешь?

Я посмотрела на плед, книжки на диване, свои тапочки-зайцы.

– Вроде того, – усмехнулась я.

– Извини, не хотел помешать, тогда я позвоню завтра, – он расстроен. Не может быть – Саша готовился к этому разговору, он хочет со мной пообщаться.

– Говори сейчас, – я чуть не кричу, терпение на пределе, я очень хочу узнать, зачем он позвонил.

– Я бы хотел, если ты не против, – он сбивается, прочищает горло, – извини, если ты захочешь встретиться, я буду ждать. Что скажешь?

– Где? – я становлюсь злее – зачем это ему, неужели снова решил подружиться? Кажется, мне никогда этого не будет достаточно.

– Где тебе будет удобно. Когда скажешь. Но вообще-то я сейчас в кофейне недалеко от твоего дома, – он шумно вздыхает.

Мой адрес, мой номер телефона – откуда он узнал? В то, что вспомнил, даже и не думаю.

– Кто тебе сказал это? Обо мне, – я в растерянности, голос дрожит и этого не скрыть.

– Яна Больман.

Жена Больмана! Значит, все остальные, включая его самого, промолчали. Все понимают, что Кот сделает со мной, только не сам Кот.

– Не хочу, чтобы повторился разговор возле студии. Ты его помнишь?

Я прямо говорю ему об этом, еще и о провале в памяти вспомнила. Если он и после этого захочет со мной встретиться, я разревусь.

– Помню, конечно, просто дай мне шанс.

Значит, о дружбе мы вспоминать не будем. Тогда о чем? Я быстро говорю, что буду там через полчаса, кидаю трубку телефона и тихо плачу. Страшно увидеться с ним снова, больно быть чужой для него, искать в его глазах понимание и не находить. Впрочем, это его просьба, он будет говорить, а я слушать, больше никаких истерик и криков на него. Я всегда просила его представить себя на моем месте. А что было бы со мной, окажись я им. Неизвестный человек говорит, что ты его любила, ждет от тебя взаимности, а ты его не помнишь. Не помнишь первого поцелуя, бессонных ночей и общих планов на жизнь. Совсем ничего. Первое, что я бы захотела – бежать от него. И никак не заботиться о его чувствах, тем более предложить дружбу незнакомцу – никогда.

Надеваю джинсы и вязаную белую кофту – пусть это не свидание, но все же хочется выглядеть красиво. Наспех расчесываю волосы и надеваю шапку, про перчатки, конечно, забываю, о чем жалею, оказавшись на улице – снегопад перерос в метель, идти мне несколько минут, а у новой парки все карманы оказались декоративные.

Он выбрал мою любимую кофейню – мысли об этом крутятся в голове, пока я торопливо передвигаюсь по тротуару, то и дело натыкаясь на встречных прохожих – но при такой видимости это нормально. Он ждет меня в самом дальнем углу, одет в коричневый пуховик, на голове – капюшон, мех на котором заслоняет лицо, но я его все равно узнаю с первых секунд.

Когда я подхожу ближе, он встает, помогает мне раздеться. Говорю, что здесь ему не стоит бояться приставучих фанаток. Он отвечает, что пересмотрел все записи, где они пытались не пускать меня в больницу, их гневные выкрики в мой адрес.

– Боюсь за тебя, – он садится на свое место, по-прежнему оставаясь в одежде.

– Не стоит, здесь все свои, а с тобой может случиться тепловой удар, чего уже боюсь я, – мне приходится наклоняться, чтобы заглянуть ему в глаза.

Наконец, он соглашается со мной, и я могу любоваться его восстановившимся после аварии телом. Он поправился, стал совсем обычным Котом, даже немного добавилось мышц, что сразу заметно в обтягивающей водолазке. Он тоже в белом. Меня это пугает – снова мы выбираем один стиль, одну сторону.

Я заказываю чай со смородиной, он берет себе еще один стакан сока. И, наконец, от разговоров о погоде мы переходим к тому, что его сюда привело.

– В моей голове появляются какие-то идеи, мысли, а я даже не знаю – это что-то новое или же просто остатки от того меня, которого я не помню. Ты ведь знала того Сашку, поэтому я решил рассказать это тебе.

– Что за идея? – я уверена, что он что-то затеял в своем творчестве – новую группу или какой-то проект.

– Хочу стать педагогом.

В ответ я лишь открываю рот – он не просто прекращает петь, как мне было известно ранее, он больше не будет артистом. Я отрицательно качаю головой – это невозможно.

– Значит, для тебя это новость, – он крутит в руках крышку от сахарницы, – я понял, что не хочу выходить на сцену, не хочу раскрывать себя многотысячному залу. В своих интервью я говорил, что получаю заряд эмоций от людей, это так, но только не сейчас. Во мне будто что-то умерло, больше нет того сумасшедшего Кота, который всю жизнь хочет делить с фанатами, мне вдруг понадобилось что-то свое, личное. И актерство ничем не лучше, так что я решил, буду заниматься тем, что умею – играть на гитаре.

Он смотрел на меня. Ждал моего мнения. Я растерялась от того, что это был не тот Кот, который жил до аварии со мной, но и не тот Кот, которого я встретила в Сочи, это была новая, незнакомая мне личность.

– Однажды мы с тобой спорили насчет того, стоит ли раскрывать себя публике, – я улыбнулась, вспоминая то время, – и ты был другого мнения. Но я видела, как за пару дней ты поменялся, ты был задумчив, даже печален, может, это было предчувствие чего-то, а может, просто ты сам для себя становился другим. Ты уже перестал снимать видео, поэтому о нас ничего и не осталось. Но это не главное, причина была не в том, что мы скрывались, просто ты больше не хотел быть открытым. И ничего не изменилось, то время, что ты забыл, оно осталось в тебе, те мысли и размышления, они никуда не делись, просто ты продолжаешь жить дальше. Ты двигаешься вперед.

– Спасибо за поддержку, – он улыбнулся.

– Как зрительница, я требую, чтобы Кот продолжал петь, – мне хотелось улыбнуться, но слезы подступили к глазам, и я отвернулась, чтобы он не увидел их.

– Если только в домашней обстановке, – Саша сузил глаза.

Я замерла – неужели он это помнит? Мы на секунду встретились глазами, и мое сердце больно защемило.

– Почему ты так сказал?

– Просто, – он от меня что-то скрывает, я это точно могла определить.