Шрифт:
Закладка:
И несмотря на серьезность вопроса, который им предстояло разрешить, Морис Рембо не мог не сознаться при виде этих цветущих полей, обширных поместий, высоких дымящихся труб – как далек он был от мысли найти подобное богатство на этих отдаленных островах, которые во Франции считают грудами лавы.
Очевидно, французская торговля относится к ним с пренебрежением потому только, что не знает их.
Аэроплан пронесся теперь прямо на Гонолулу, незаметный для приближающихся с севера, среди разбросанных деревьев. Железнодорожный путь тянулся вдоль берега озера, высокие трубы сталелитейного завода извергали среди зелени целые тучи черного дыма. Белые дорожки прорезали луга, усеянные быками и овцами, представлявшимися сверху в горизонтальной проекции. Шум моторов долетает до авиаторов, и автомобили останавливаются и следят за странной птицей, прорезывающей синеву вечернего неба.
– Мы найдем здесь сколько угодно бензина, – сказал инженер.
– Я думаю, дорогой Морис, все американские миллионеры, приезжающие сюда для восстановления расшатанного здоровья или для наблюдения за своими плантациями, владеют автомобилями или яхтами. Достаточно двух часов для того, чтобы возобновить все наши запасы.
– Где же нам опуститься?
– Над этой казармой, к которой мы приближаемся. Там имеется плац для маневров в полумиле, плоский, как ладонь.
– Слушайте…
Справа послышался грохот, эхом прокатившийся среди высоких гор, расположенных по левой стороне. Морской офицер пробормотал:
– Орудие!..
Как бы в ответ через несколько секунд раздался ближе, по-видимому, из города, второй выстрел.
– Возможно, это сигнал к тревоге, – сказал Морис Рембо.
– Вероятно, нас видели в Пирл-Харборе, куда, несомненно, телеграфировали о нашем отъезде из Мидуэя, и теперь все предуведомлены об этом.
– Соотечественники не стали бы прибегать к подобной сигнализации…
– Я полагаю…
– В таком случае я поднимаюсь!..
– Это будет благоразумнее, и еще благоразумнее было бы поторопиться…
– Не сделать ли нам полукруг?
– Лучше все разглядеть: по крайней мере, мы не будем жалеть, что продолжали путь к Гавайским островам.
Через несколько минут «Кэтсберд» достиг 200 метров высоты, а винты его, делая по 1600 оборотов, ускорили движение к открытому морю.
– Вот казарма, о которой я говорил… и рядом плац для маневров, окруженный двойной аллеей кокосовых пальм…
– Напрасно мы будем пытаться скрыться, – заметил инженер. – Даже когда совершенно стемнеет, шум нашего мотора привлечет внимание целого города. Мне следовало приобрести бесшумный двигатель с глушителем.
– Ну, я не думаю, чтобы они попали в нас при подобной скорости аэроплана!..
– Достаточно одной пули…
– Бог милостив…
Глядя в морской бинокль, американский лейтенант ждал, пока под их ногами появился двор, окруженный невысокими постройками. Можно было различить маленькие правильные группы, точно шашки, расставленные для игры в домино, другие, по-видимому, пробирались на плац для маневров…
Теперь был виден весь город, менее чем в двух милях испещренный садами и фабриками, лесопильными заводами, литейными мастерскими и складами угля и дерева. Среди обширных лужаек выделялся своими белыми террасами, прекрасным парком, коралловыми стенами старинный дворец гавайских королей, представляющий теперь резиденцию губернатора. Вблизи дворца возвышается здание, напоминающее укрепленный замок, служившее во времена независимости больших островов гвардейской казармой.
Дальше тянулись обширные отели, окруженные набережными, красивые тенистые бульвары, храмы, разбросанные среди зелени, и над всем этим возвышался потухший кратер Пенчбуля, откуда Камеамеа, Петр Великий канаков, объявил себя властителем целого архипелага.
– Это японцы, – объявил лейтенант Форстер. – На этот раз я уверен в этом… Скорее, Морис!
Больше он ничего не успел сказать.
Послышался треск, и град пуль рассыпался в воздухе, точно рой жужжащих мух. Одна из них, по-видимому, попала в звякнувший мотор, другие прошли через крылья.
Послышался короткий вопрос инженера:
– Вы не ранены, Арчибальд?
– Нет, а вы?
– Нет! Крепитесь!
И под впечатлением неожиданного вдохновения Морис Рембо резко повернул руль глубины, нагибая его к земле. «Кэтсберд» сразу опустился с 200 метров до 40 и, казалось, уже задевал верхушки кокосовых пальм и эвкалиптовых деревьев. Глядевшим на него снизу, вероятно, казалось, что он падает! В эту же минуту раздался второй залп, направленный в высоту, откуда он уже исчез.
До авиаторов смутно долетали крики, рев; японцы рассчитывали на падение, которое отдаст им в руки смелых завоевателей воздуха.
Но руль быстро был повернут в другую сторону, и огромная птица взвилась, как она делала это легко перед отъездом. Задевая деревья, избегая скал, «Кэтсберд» исчез от взоров тех, для которых казался на высоте 200 метров, легкодостижимой мишенью. Теперь перед ними расстилался порт, мол, а у набережной стояли на якоре миноносцы. Раздались еще отдельные выстрелы – стреляли точно в куропатку.
Что касается митральез, то они были в этом случае совершенно непригодны, так как их лафетам нельзя было придать вертикальное положение, необходимое для такой стрельбы. Огонь японской пехоты, не приученной целиться в звезды, был также совершенно недействителен.
«Кэтсберд» очень рискнул, обнаружив свое присутствие, и теперь не остается ничего больше, как устремиться к большому острову Гавайи, где японцы, вероятно, еще не высадились, потому что там не было порта для прикрытия крейсеров.
Но когда аэроплан проходил над коралловым валом, окружавшим морской берег Вайкики, – послышался первый после отъезда перебой мотора, затем второй… и равномерная работа винтов стала прерываться вздрагиваниями и затем толчками.
Это было начало агонии мотора!
Крик, или скорее проклятие, вырвалось у лейтенанта Форстера.
Он совершенно забыл о резервуаре.
Неужели он не успеет теперь наполнить его, и «Кэтсберд» по его вине попадет во власть акул?
Они пролетали теперь над коралловыми рифами.
Если у Мориса Рембо в этот критический момент не хватит присутствия духа, то все погибло.
Но молодой француз имел в виду подобную случайность. Он наклонил аэроплан слегка к морю для того, чтобы остаток бензина в резервуаре попал в карбюратор и поддержал в продолжение нескольких минут ход поршня.
Не поворачивая головы, он пробормотал сквозь зубы:
– Скорей, Арчибальд, бензина! Ради бога, торопитесь!
Американец не ожидал этой просьбы, бросился за флягой и уже лихорадочно старался откупорить ее.
Но это ему не удалось и, как часто бывает в подобных случаях, не было под рукой инструмента для того, чтобы срезать свинцовую пробку.
– Второй! Скорее второй сосуд! – кричал инженер сдавленным голосом, так как находился на расстоянии не более пяти или шести метров над поверхностью воды, и скорость заметно уменьшалась.
Американец схватил второй сосуд, который ему удалось открыть без труда и вылил бензин, разбрызгивая его во все стороны, в отверстие резервуара.
Перебои моментально прекратились.
– Скорее! Еще один!..
