Шрифт:
Закладка:
– Тьёрр, – сказал он. – Вы ведь воевали с этими людьми. Не опасен ли тебе его гнев? Может, тебе лучше остаться на борту, пока…
Алан, одетый, как его вождь, но упрямо сохранивший щетину на лице, ответил с мальчишеским пылом:
– Судя по тому, что я слышал, он не похож на этих мрачных римлян. Да если у него есть хоть капля чести, он должен отправить меня домой с дарами только потому, что наши набеги забавляли его солдат. – Его рука лежала на рукояти молота, висевшего на боку. – И не думаю, чтобы что-нибудь могло пойти плохо, пока у меня есть это. Разве мы не захватили корабль, разбили оковы, победили врагов, выбрались из пасти морского бога и нас отлично кормили во время плавания, потому что я держу этот сокрушительный молот? В этом железе удача.
Эодан подумал о Викке, и губы его напряглись.
– Возможно, – сказал он. – Но я не знаю, что означает слово «удача».
Она перестала преследовать его. В первые дни ее лицо на погребальном костре вставало между ним и миром, хотя это было не ее лицо, холодное и мертвое. Но куда потом она ушла? Он недолго спал и просыпался; несколько раз просыпался счастливым и искал ее, прежде чем вспоминал, что она мертва. Но с тех пор как Фрина своими несправедливыми словами вызвала его гнев, он почти стал собой. Перед ним снова была цель – возвращение в березовые леса севера, вершины деревьев ловят солнечный свет, и высоко над головой жаворонок, – да он хочет вернуться и поискать свое детство, но это возвращение домой не то, что было в его мыслях. Викки не будет с ним.
Что ж, иногда человек живет, когда лишается ноги, руки или надежды, он ковыляет, как может, и то, что он потерял, болит дождливыми ночами.
Эодан отогнал эти мысли и повернулся к Фрине.
– Ты уверена, что не хочешь говорить от нашего имени? – спросил он. – Наша история такая необычная, что добавится совсем небольшая необычность, если от нашего лица будет говорить женщина. А ты лучше нас знаешь это царство, и ум у тебя быстрей.
Девушка слегка улыбнулась и покачала головой. На ней было белое платье, которое дал ей Арпад, и палла с надвинутым капюшоном. Капюшон закрывал ее короткие волосы и бросал тень на лицо; здесь, на Востоке, женщина считается гораздо менее значительным существом, чем мужчина, и такая одежда подходит ей своей скромностью.
– Я уже рассказала тебе то немногое, что знаю, а ты был достаточно умен, чтобы извлечь многое другое из нашего капитана, – ответила она. – Да это и не очень важно. Нам нужно умение разговаривать с людьми, а в этом, Эодан, у тебя больше врожденного дара, чем у всех известных мне людей.
Он пожал плечами, слегка удивленный ее словами, и продолжил наблюдать за гаванью. Маленькие лодки сновали между весел галер, корытообразные кораклы [Коракл – рыбацкая лодка, плетенная из ивняка и обтянутая кожей. – Прим. пер.], гребцы которых расхваливали свои товары: фрукты вино, сосиски, сыр, – а также предлагали провести по борделям и другим развлечениям. В Синопе жили самые разные люди. Большинство смуглые, коренастые, с вьющимися волосами, большеносые, но не все. На берегу Эодан видел армянских горцев с пастушескими посохами и кривыми ножами, холеного купца из Византия, пестро одетого воина, явно галла, пару неотесанных македонских наемников, человека с копьем, в меховой шапке, белой блузе и мешковатых брюках, в котором Тьёрр с радостью узнал алана, седобородого еврея, стройного араба – этот Синоп, кончено. не Рим, но в нем тоже люди со всей земли!
Они причалили, и Арпад повел своих гостей – или пленников – на берег под эскортом солдат. Корабль официальный, поэтому не было необходимости подкупать работников таможни. Вперед был отправлен посыльный, и не успели они дойти до дворца, как он вернулся и сообщил, что царь примет их немедленно.
Эодан шел между щитами марширующих солдат, прошел в городские ворота и по мощенным булыжником улицам с домами с плоскими крышами, по шумным базарам, где эскорт дубинками пробивал дорогу, и наконец поднялся на холм к дворцу. По стенам, как движущийся арсенал, расхаживали тяжело вооруженные солдаты в шлемах и кирасах, с поножами и щитами; тут и там стояли лучники с короткими азиатскими луками. Внизу охрана из персидской кавалерии – рослые высокомерные люди с носом крючком, их шлемы и лошади украшены великолепными плюмажами, синие плащи наброшены на кольчуги, в брюках, заправленных в сапоги из серебристой кожи, в руке копье, топор, лук и маленький щит подвешены к седлу.
– Клянусь громовой змеей, – сказал Тьёрр, – я бы хотел пограбить их казармы!
Перед ними через бронзовые ворота прошел трубач. Они шли до тропе между кустами роз, и в тайных беседках видны были мраморные греческие нимфы; виднелся фонтан в виде Геркулеса и гидры, так искусно изображенных, что Эодан схватился за меч; затем перед ними открылась лестница, у ее основания сидели сфинксы, наверху – быки, а на каждой ступеньке два застывших отполированных солдата. Эскорту Арпада приказали ждать. Сам капитан и три его гостя должны были сдать оружие страже.
– Не это, – возразил Тьёрр, сжимая молот. – Это моя удача.
– Твой бог, говоришь? – спросил по латыни стражник, протянувший руку к молоту.
Он неуверенно посмотрел на офицера: богов так много, и некоторые из них обидчивы.
Офицер отрицательно покачал головой.
– Ни один младший бог не может появиться в присутствии Митры, который всегда рядом с царем. Оставь здесь, приятель, тебе его вернут.
– Но…
– Делай, что он говорит, – вмешался Эодан.
Тьёрр освободил петлю, на его лице было несчастное выражение.
– Говорю тебе, в этом молоте моя удача. Ну, может, твой трискеле нам поможет.
– Вы хотите, чтобы царь вас ждал? – пропыхтел Арпад.
В своей лучшей развевающейся одежде он пошел вверх по лестнице и под красными и синими колоннами портика. Рабы у дверей один раз простерлись перед ними: только перед царем простираются трижды. Их провели по коридорам, покрытым жизнеподобными росписями, и Эодан с дрожью видел, что на росписях бык постоянно приносится в жертву юношей или трясет большими рогами перед солнечным диском. Лампы на серебряных цепях бросали ровный недрогнувший свет. Но когда наконец перед ними
