Приподнимает голову и смотрит на меня, вопросительно выгнув брови.

Я никогда ничего подобного для парней не делала. То есть никогда в жизни их не совращала. Вот так — в открытую. Раздеть его — это то, чего сейчас мне хочется больше всего на свете.

Он такой тёплый и настоящий. Особенно здесь, посреди этого футбольного поля.

Облизнув губы, медленно расстёгиваю пуговицу на синих джинсах.

Выпирающий бугор ширинки перед моими глазами заводит одним своим видом, хотя это даже близко не эрекция.

— Итак… первый вопрос... — произношу хрипловатым голосом.

— Валяй… — Забрасывает руки на спинку дивана, поёрзав по нему.

Спускается пониже и ещё шире разводит колени.

Когда он заводится, у него лицо такое, как сейчас: сосредоточенно-расслабленное. Только Немцев мог совместить две таких несовместимых вещи. Когда я вижу его возбуждённым, меня поджаривает мгновенно. Ещё с того дня, когда он устроил нам тот ужасно интимный и... возбуждающий фокус в чёртовой ванной.

Провожу ладонями по его бёдрам от паха до колена, а потом обратно. Чувствую твёрдые мышцы, которые напрягаются ещё сильнее под моими пальцами.

— Твое полное имя?

Молчит, провожая глазами мои руки.

— Немцев Федор Вячеславович, — отвечает рассеянно, после того как щёлкаю перед его носом пальцами.

— Дата твоего рождения?

Накрываю его пах ладонью, отчего мы оба вздрагиваем. Он кладёт свою руку поверх моей, заставляя сжать пальцы.

— Первое августа… — смотрит мне в глаза. — Год называть? А полис медицинского страхования?

Год я и так знаю. Тот же самый, что и у меня.

Сжимаю бёдра, глядя на его губы.

По всему телу вдруг проступает испарина. Я чувствую, как он твердеет, и вижу, как чернеют его глаза. Приоткрыв губы, смотрит на мои в ответ. Они начинают зудеть, потому что я до безумия хочу с ним целоваться.

Но когда мои мозги всё же перерабатывают полученную информацию, выпрямляюсь и хлопаю глазами. Смотрю на потолок, потом на настенные часы, стрелка которых плавно приближается к полуночи. Шевелю мозгами, прикидывая и подсчитывая.

— У тебя что, сегодня день рождения? — спрашиваю, глядя на него с подозрением.

— М-м-м… — выдыхает он.

Протянув руку, накручивает на палец мои волосы и тянет на себя мою голову…

— Федя! — рычу, упершись в его колени руками.

Какого чёрта?!

— Почему ты не сказал? — требую, глядя на него в бешенстве.

Он, конечно, много чего постоянно от меня утаивает, но это уже… перебор!

— Вернись назад, — просит сипло, когда я выворачиваюсь из его рук и вскакиваю на ноги.

Глаза выдают его возбуждение, как и дыхание. Оно учащённое. Так ему и надо!

— У тебя день рождения! — тычу в него пальцем. — А мы тут играем в ответь на десять вопросов!

— Мне нравится. Продолжай…

— У тебя день рождения.

— И что теперь? На голове скакать? — разводит руками в разные стороны, теряя терпение.

Такая постановка вопроса заводит меня в тупик!

У него день рождения! Если бы я не спросила… Если бы не прилетела, то он ничего бы и не сказал. Или я узнала бы сама. Лет через пять. Или двадцать пять.

— А если бы у меня был день рождения сегодня? — спрашиваю строго. — Ты бы так же сказал?

— Нет. — Роняет он голову на спинку дивана и флегматично продолжает: — Мы бы праздновали. В Париж бы слетали. Или в Барсу. Куда захочешь. Сходили бы в “Тиффани”. Купили бы тебе, что захочешь. Или я вышил бы крестиком “славься журналистика”. Сними футболку...

Смотрю на него свирепо.

Схватившись за край футболки, дергаю её вверх и снимаю, оставаясь топлес. Швырнув ему в лицо, предупреждаю:

— Трогать нельзя.

Откинув скомканный куль, медленно улыбается:

— Нельзя трогать?

— Нет, — предупреждаю я, покрываясь мурашками. — Только смотреть.

Он смотрит на мою грудь, глуповато потирая ладонью лоб.

Я так зла на него, что хочу придушить второй раз за один час. Потянув за пояс лосин, снимаю их и швыряю следом за футболкой, оставаясь в одних трусах и носках. Ничего особенного! Просто абсолютно прозрачные стринги из моей личной пошлой коллекции. Я взяла их с собой на тот случай, если бы меня вдруг решил навестить мой бывший парень, которого сейчас я могу представить на месте Феди только с ужасом.

Боже...

Никто другой… только Фёдор Немцев. Только он...

Возвращаюсь на своё место и, дёрнув за молнию, расстегиваю его ширинку, выпуская наружу здоровенный бугор под синими боксерами. Его пальцы сжимаются в кулаки, когда провожу по этому бугру ладонью. Хочу стонать оттого, какой он твердый и потрясающий на ощупь, но я так зла, что рычу, посмотрев в его лицо:

— Твой любимый цвет?

— Рыжий, — отвечает хрипло.