Невероятно насколько странной может быть жизнь, какой шанс, что ты встретишь кого-то, чья судьба удивительно похожа на твою собственную?

Вот так бывает, у маленького мальчика отнимают семью, а потом мальчик вырастает и превращается в одного из самых опасных и безжалостных людей в этом мире.

Невольно задаешься вопросом, а кем однажды станешь ты? Или уже стал?

— Не копайся в себе, людей способных прощать, практически не существует, я за тридцать шесть лет таких не встречал, — вновь заговорил Дима, — можно бесконечно рассуждать о прощении и сострадании, пока это не коснется тебя лично. Мы эгоистичны, это в нас заложено природой в ком-то больше, в ком-то меньше.

В этот день я уяснила для себя одну простую истину — я действительно не из тех, кто способен на прощение, не из тех, кто забывает обиды, вот моя мама была из тех, кто прощал людям их слабости и ошибки, а я, я совершенно на нее не похожа, я точная копия своего отца.

— Тебе нужно поспать, Саша, — прошептал Дима, целуя меня в лоб, — сегодня был тяжелый день. Я оставлю тебя.

После этих слов Дима выпустил меня из своих объятий и отстранился, намереваясь встать и покинуть комнату, а мне эгоистично не хотелось его отпускать, сейчас он был мне нужен. Схватила его за руку в последний момент и потянула на себя.

— Не уходи, — прошептала я, прижимаясь к нему, — останься.

Руки сами потянулись к пуговицам на его рубашке, а губы впились в жесткие, но такие родные губы мужа.

— Саша, — прохрипел Дима, упираясь мне в переносицу, — сейчас не лучший момент…

Приложила указательный палец к его губам, заставляя замолчать.

— Только сегодня, побудь просто моим мужем, — шепотом попросила я, — только сегодня.

И он сдался, я была благодарна ему за выдержку, за то, что хотел дать мне возможность отдохнуть и отпустить этот день, но сейчас мне нужно был не это, сейчас мне нужен был он, я хотела чувствовать его тепло, его страсть, его желание. Одним резким движением стянула с мужа рубашку и притянула к себе, но Дима меня остановил.

— Сегодня будет иначе, — услышала я сквозь пелену страсти, — просто расслабься, малышка.

Что значит это "иначе", я поняла спустя мгновение, все движения Димы были пропитаны нежностью, его ласки сводили меня с ума, все вокруг потеряло значение, время остановилось, позволяя нам наслаждаться друг другом, я даже не обратила внимание, в какой момент осталась без одежды.

Ни на секунду не прекращая покрывать мое тело поцелуями, муж опускался все ниже, пока я не ощутила жар его дыхания там, где, казалось, сплелись воедино все нервные окончания моего тела.

— Димаа, — на большее я была не способна, не испытывая ни капли стыда, я погрузилась в пучину удовольствия, которое так щедро дарили мне язык и губы мужа, я не вчера родилась, слышала о подобных ласках, но даже представить себе не могла, что может быть так хорошо, он подводил меня к грани, заставляя кричать и извиваться от удовольствия на шелковых простынях, комкая их в ладонях, но не позволяя перешагнуть эту самую грань, я задыхалась, кричала и, когда я уже была готова умолять его дать мне перейти эту черту, муж остановился и я почувствовала его в себе, а спустя мгновение срывала голос от мощнейшего оргазма, извиваясь в объятиях мужа.

— Саша, Сашенька, — нежно шептал Дима, продолжая двигаться во мне, — что же ты делаешь, девочка, — услышала я, возвращаясь в реальность и чувствуя горячее семя, стекающее по животу.

«Я люблю тебя» — мысленно произнесла я, понимая, что скорее всего никогда не скажу ему этих слов, потому что ему они не нужны.

Глава 22

Дмитрий

— Гребанный ад, — прорычал я, швыряя в стену бокал, — чертов гребанный ад.

— Ты чего буянишь? — послышался голос Олега из-за спины, — весь офис на уши поднял.

Как только Саша провалилась в сон, молнией вылетел из собственного дома, дышать не мог, все тело судорогой сводило, ненавидел себя за эти чертовы чувства, никогда себе ничего подобного не позволял, как, черт возьми, как я мог так облажаться.

Маленькая ведьма, под кожу въелась, на колени поставила, никто и никогда не ставил, а она поставила, глазища ее эти, улыбка. Сука, не в сказке я живу и до принца мне далеко, так какого хрена, какого, мать его, хрена, я задыхаюсь от чувств к этой женщине, когда я настолько сошел с ума?

Меня на части рвало, пока этот упырь рассказывал подробности о смерти ее матери, я, блядь, всем своим существом чувствовал ее боль, но это, сука, ничто по сравнению с тем, что я испытал, когда увидел ее свернувшуюся на кровати, ее — маленькую, несчастную девочку, не ту, что я привык видеть, не дерзкую стерву, которой ничего не стоило всадить пулю в лоб бугаям вдвое больше нее, а, сука, девочку оплакивающую мать.

После смерти родителей и брата ничего меня не трогало, боль, страх, все исчезло, не единой долбанной эмоции, кроме ненависти, ровно до встречи с ней, с маленькой ведьмой.

— Скажи мне, брат, — повернулся я к другу, — какого хрена меня не замочили прежде, чем я встретил ее? Какого хрена я не сдох раньше?

— Пиздец, — все, что я услышал от Олега.

Пожалуй, это самое точное описание сложившейся ситуации.

— Инга, — рявкнул я, нажимая кнопку вызова, — найди мне долбанного нотариуса, чтобы через пол часа здесь был.

Друг непонимающе посмотрел на меня.

— Ты что-то хотел? — спросил я, заметив черную папку в его руках.

— Нет, на психоз твой пришел посмотреть.

— Выкладывай, — мне было совсем не до его сарказма, у меня сейчас было только одно желание, желание рвать и метать.

— Посмотри, — бросил папку на стол.

Открыл папку, первое, что попалось на глаза — фотографии. Котов и Марченко. Перевел взгляд на друга.

— Эти фотография сделана в день твоей свадьбы, — указал он на одну из фотографий, — а вот эта сделана два дня назад. Я следил за ним со дня вашей свадьбы, с Марченко он встречался несколько раз, но я не придавал этому большого значения, мало ли, какие у них могли быть дела, а вот после слов Антона все встало на свои места.

— Марченко слишком труслив, чтобы затевать войну против меня, — покачал я головой.

— А я и не говорил, что это он, но теперь мне понятно внезапное появление Архипова в