Прямых попаданий было много. Одно из них пришлось в купол Свято-Преображенского собора на улице Артема. Внутри было много пыли. Парнишка с метлой убирал раскрошенные кирпичи.

– Вот, иконам досталось, – показывал он.

– А осколки есть?

– А вам зачем? Вам их подарить?

На гранитных перилах рядом с уцелевшими иконами лежали аккуратно сложенные осколки от ракеты. Пожилая женщина со свечкой подходила к каждой из икон, ненадолго останавливалась рядом с каждой и уходила.

Люди продолжали приходить. Одна из прихожанок опоздала на утреннюю службу. С ужасом в глазах она вглядывалась в потолок, где зияла дыра от прямого попадания. Сквозь образовавшиеся отверстия просачивались лучи солнца.

К счастью, здесь никто не пострадал. Верующие пришли на утреннюю службу и ждали, когда выйдет батюшка. По счастливому совпадению, он не вышел ровно в 7 утра, когда случился обстрел. Если бы не задержался, то, скорее всего, избежать печального итога не удалось бы.

Новостройки и кладбища

17 декабря 2022 года

Как Мариуполь восстанавливается после боев

Нынешний Мариуполь представляет собой огромную стройку. В большинстве районов города проводятся соответствующие работы: исчезают черные дома, рядом строятся новые многоквартирные здания, во дворах прокладывают газовые трубы, в пятиэтажных домах, которые пострадали меньше и подлежат восстановлению, перекрывают крыши, вставляют окна, прокладывают коммуникации.

Целые кварталы новеньких домов строятся на пустырях или на местах, где раньше были разрушенные хрущевки. Буквально у нас на глазах строители устанавливали блоки, которые в будущем станут жилыми квартирами. Это удивительное зрелище, которое заставило меня задуматься, но об этом немного позже.

Кроме того, вокруг новостроек облагораживаются дворы, появляется целая инфраструктура. Даже за городом ведутся восстановительные работы. На трассе встречали много асфальтоукладчиков, которые даже в тумане меняли дорожное полотно. Такая же ситуация и внутри Мариуполя, где раньше было крайне проблематично проехать по городу и не петлять между воронками.

Понятное дело, что Мариуполь далек от полноценного восстановления. Нужно еще достаточно времени, чтобы построить жилье для местных жителей и административные здания, но процесс находится в активной фазе и, судя по увиденному, останавливаться не планирует.

У мариупольцев в домах есть свет, вода, газ и отопление, хотя нельзя сказать, что такая картина у всех жителей города. Ситуация меняется от дома к дому. У соседних зданий с коммуникациями могут быть различия. Где-то может отсутствовать отопление, у кого-то недостаточно давления в трубах, чтобы вода поднималась на верхние этажи, в каких-то квартирах еще нет электричества.

Процесс восстановления начался уже в период, когда не весь город был освобожден от нацистских формирований. Весной, когда бои за город еще продолжались, в освобожденных частях Мариуполя стали исчезать подбитая техника и сожженные гражданские автомобили, автобусы, которые «Азов» использовал в качестве баррикад. Уже тогда было понятно, что в скором времени в Мариуполе начнутся строительные работы. Значительно позже стали пропадать и могилы, которые были практически во всех жилых дворах.

Помню, как ехали в центре Мариуполя и я заметил, что на одной из аллей стояла семья. Ребенок топтался рядом с молодой женщиной, пока мужчина выкапывал неглубокую яму. Там же лежало завернутое в одеяло тело. Женщина безутешно плакала, а ребенок стоят абсолютно спокойно, будто не понимая, что на его глазах происходят похороны посреди города, в котором жила семья.

Были и куда хуже истории, когда погибших не могли захоронить из-за продолжающихся боестолкновений. В одном из дворов, куда мы вместе с депутатами Народного совета Алексеем Жигулиным и Владиславом Бердичевским приезжали, чтобы раздать гуманитарную помощь и вывезти желающих из зоны боевых действий (к слову, тогда никто не захотел покидать свой дом, несмотря на то что там были семьи с детьми), между домов лежало тело женщины без руки. Соседи не могли похоронить ее, так как территория простреливалась и пули буквально свистели между жилыми и разрушенными домами. Поэтому тело даже забрать не удавалось. Оно безжизненно лежало посреди двора до тех пор, пока бои не переместились дальше.

Власти республики еще весной объявили, что все тела погибших мариупольцев будут перезахоронены. В середине декабря впервые с апреля я попал на Старокрымское кладбище. Весной мы через дорогу, пролегающую мимо кладбища, въезжали в город. Мельком видел могилы. С тех пор кладбище увеличилось в разы. Здесь было большое количество свежих могил. На каких-то крестах вместо имен были цифры, на некоторых табличках были указаны даты смерти в виде только года, а на каких-то заметил, что было отмечено, что человек умер после завершения боев. Предположил, что вместо даты смерти указывали дату захоронения, так как сложно было определить, когда именно умер человек. Нередко можно было встретить детские могилы. Они выделялись, так как у крестов лежали мягкие игрушки.

Мне вспомнились те семьи, которые отказывались покидать зону боевых действий и предпочитали со своими детьми оставаться в подвалах Мариуполя. Причин остаться у каждого было предостаточно. Это и отсутствие родственников и друзей в мирных городах, невозможность покинуть зону боевых действий из-за проблем со здоровьем, банальное нежелание уезжать из родного города. Из распространенных было также то, что в таком случае в их жилье могут залезть мародеры. Такие истории повсеместно встречаются вблизи линии фронта. Люди держатся до последнего за свое жилище, пусть оно даже будет разбито, а сами владельцы могли в любой момент погибнуть или же вовсе быть погребенными заживо под руинами хрущевок.

Сложно расставаться со своим жильем, где каждая безделушка, которая для кого-то не имеет никакого значения, для владельца является частичкой души. С такими не всегда дорогостоящими в материальном смысле вещами связывают определенные воспоминания. Из каждой подобной мелочи и состоит человеческая жизнь. Бросить их означало бы отказаться не просто от своего прошлого, но и предать не только себя, а и тех, кого больше нет в живых, ведь частичка этих людей остается в фотографиях и прочих вещах, которые напоминают об ушедших.

Мне также знакомы эти мысли, так как я продолжаю жить в городе, который ежедневно подвергается обстрелам, уничтожающим дома мирных жителей. Не раз видел, как выгорают квартиры, как ракеты разносят в пух и прах целые этажи. Поэтому в своей голове всегда прокручиваю варианты того, что когда-то и до меня доберется украинский снаряд, а на глазах будет сгорать то, что мне дорого.

По дороге из Мариуполя в обстреливаемый ВСУ Донецк, просматривая кадры в