записал что-то в ежедневник, и я без интереса отметила, что эти двое в общем-то совершенно не похожи между собой. Может быть какие-то общие черты во внешности, но в целом — два разных человека.

Только вот предательство у каждого в крови.

— Ангелина Игнатовна, доброе утро, — наконец-то соизволил взглянуть на меня ректор. — Думаю, вы в курсе, о чем пойдет речь?

— Сразу скажу, что я люблю вашего сына… — осеклась. — Любила. С моей стороны чувства были абсолютно искренними и настоящими. Я понимаю, что ситуация вопиющая и готова в полной мере понести ответственность за все, что сделала.

Игорь Валентинович снял очки и потер подушечками пальцев глаза. Вздохнул, обдумывая что-то. А потом снова заговорил.

— Я не осуждаю вас как человек, но как ректор данного ВУЗа обязан что-то предпринять. Вы сами понимаете, что одно дело просто отношения со студентом, к слову, совершеннолетним, и хоть это не приветствуется, но законом не возбраняется, но эти фотографии… они уже разошлись по всем городским пабликам. Кстати, кто их распечатал?

— Я полагаю, ваш сын.

— Свят? — густые брови взметнулись вверх. — Почему вы так решили?

— Потому что мы расстались. Не очень красиво. Возможно, эта была некая месть мне.

— Месть за что?

— За то, что мы все одинаковые, — вышло жестко. Но играть в благородную я была не намерена. — Я знаю, что у вас произошло в прошлом. Что его девушка ушла к вам. И знаете, я тоже не осуждаю ни вас ни ее — это жизнь. Но Свят, видимо, слишком болезненно воспринял все, что случилось и отыгрался на мне. Вы же знаете, что Ангелов Эдуард Константинович мой бывший муж?

— Да, разумеется.

— Ну вот. Свят осуждал меня, считал, что я такая же, как его бывшая, простите, ваша новая беременная жена — двуличная приспособленка, охотница за сытой жизнью и перспективами.

— Татьяна не такая! — отрезал он. — Я понимаю, что он в смертельной на меня обиде, но вы правильно сказали — это жизнь, так бывает. Мы с Таней действительно полюбили друг друга. Я знаю, что сын никогда меня не простит и не рассчитываю на это, но даже подумать не мог, что он способен на подобное по отношению к кому-то… Да, он сложный, но он не подлый.

Я усмехнулась.

— Как видите, его поступок говорит сам за себя.

Игорь Валентинович поднялся и подошел к окну, подумал о чем-то. Потом снова обернулся на меня.

— Вы мне нравитесь, и как пассия для моего сына и, в первую очередь, как педагог. Мне жаль терять такой кадр. Может, удастся это как-то замять и списать на чью-то нелепую шутку. Фотошоп…

— Спасибо, но не нужно. Я хочу уйти.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

— Но ведь вам так было нужно это место. Эдуард Константинович просил за вас…

Я вздрогнула и ожила впервые за это ужасное утро.

— В каком это смысле — «просил за меня»?

— А вы не в курсе? Когда он узнал, что вы хотите устроиться в наш университет, сразу позвонил мне и порекомендовал вашу кандидатуру. Собственно, поэтому я закрыл глаза на то, что вы пока не закончили аспирантуру.

Я не просто удивилась, я была в шоке.

— И об этом знали все здесь? Ну, что он звонил, просил…

Ректор словно чуть-чуть смутился.

— Ну вы же знаете, как это все происходит… Он сначала связался со секретарем. А дальше по цепочке…

Теперь все окончательно встало на свои места. Мало того, что я разбила чужую семью, я и после развода умудрилась пользоваться своим положением. Устроилась на работу по протекции бывшего мужа-ректора. Все это знали, обсуждали. Теперь понятно, откуда столько пренебрежения и косых взглядов. И взглядов оправданных!

— Я понятия не имела, что он звонил вам… Я бы в жизни его о подобном не попросила! Никогда!

— Видимо, это была его инициатива. Возможно, он чувствовал перед вами некую вину. Ведь насколько мне известно, причина вашего развода была не слишком красивой.

Я вздохнула и повторила его недавний жест — надавила кончиками пальцев на глаза. До боли, не заботясь о макияже.

Это сон. Ужасный, неправдоподобный.

— Игорь Валентинович, можно я пойду? Простите, мне нехорошо… Я отдам заявление об уходе секретарю.

— Прошу вас — подумайте лучше. Вас никто не гонит.

— Я уже подумала. До свидания.

Глава 26

Этот университет еще не успел стать мне родным, поэтому уходила я без большого сожаления. Меня вообще мало трогало, что я потеряла работу, мысли занимало совсем другое. Столько всего произошло за эти пару дней… да у меня жизнь буквально рухнула! Одномоментно я потеряла практически все.

Шепот за спиной не стихал, пока я шла на выход, но на него мне тоже было наплевать. Пусть сплетничают, поговорят и забудут уже завтра. А сколько буду забывать случившееся я?

И возможно ли вообще такое забыть?

Мне было больно, сердце жгла обида, но больше оно разрывалось от того, что любимый человек оказался предателем.

Когда-то я думала, что сильно переживала развод, но прошлые страдания даже рядом не стояли с тем, что происходило со мной сейчас. Только теперь я поняла, что происходит с человеком, когда он теряет настоящую любовь.

Взгляд зацепился за обрывок сорванного листа, где мы на фото со Святом были так счастливы. Вернее, я была счастлива, а он просто играл! Мной, моими чувствами, ситуацией, и ждал момента, чтобы ударить побольнее.

Где он сейчас? Стоит где-то в стороне и смотрит за моими страданиям? Смеется?

Может, снимает на телефон, чтобы выложить какое-нибудь видео в университетскую группу, чтобы все снова поржали?

На подоконнике у входа сидел Соболев и, пуская в воздух кольца ароматного дыма, открыто усмехался.

А потом, открыв дверь, я увидела Свята…

В первую секунду я застыла, не понимая, что делать дальше. Мысли тоже застыли, словно мухи в янтаре, мне не хотелось ни злиться, ни ругаться, ни плакать. Не хотелось ничего.

Я попыталась пройти мимо, но он схватил меня за руку и, дернув на себя, затащил за колонну.

Лекции уже начались, поэтому любопытных глаз на улице не было.

— И какого черта ты устроила?

Я ожидала чего угодно, но точно не этих слов. В отличие от меня в нем бушевали ярость и облегчение в одном флаконе. А еще волнение, которое он тщательно прятал.

— Что с телефоном? Я звонил тебе сто, даже нет — тысячу раз!

— Я его отключила еще в Стамбуле.

— Зачем?

— Просто не хотела тебя слышать. И видеть не хочу, никогда, — попытка уйти обернулась провалом —