а американцы, как люди сугубо меркантильные, – еще и на деньги. Уход от разговора, чтобы это не выглядело слишком прямолинейно, необходимо осуществлять минимум в два перехода. Так как тема женщин более интимная, чем деньги, Марсель решил начать сперва со второго.

– Слушайте, парни, как вы тут живете? Мне говорили, что в Европе все дорого, но не настолько же, – приезжий эмоционально жестикулировал. – Я по дороге зашел купить сигарет. Так пачка стоит два бакса. У нас в штатах то же самое можно спокойно купить за один. Майор, куда вы смотрите? Американцев грабят на глазах службы безопасности.

Персональное обращение, эмоциональность и вопрос невольно заставляют переключаться на новую тему.

– Я не курю, – холодно ответил офицер, невольно отвлекаясь.

– Приятель, где это ты видел сигареты за два доллара? – невольно включился комендант.

– Да вот, недалеко магазинчик, и там ценник в два доллара.

– Что, прямо так и написано? – стал догадываться, в чем дело собеседник.

– Ну да, так и написано: ровно два, – у Марселя был совершенно простецкий вид. Комендант громко захохотал, изображая, по-видимому, лошадь, и панибратски толкнул контрразведчика локтем в бок.

– То есть там стоит цифра «два», и ты решил, что это доллары?

– Конечно. А что еще может быть? Не два же кирпича. Деньги – это доллары.

Комендант так заразительно смеялся, что заулыбался и безопасник.

– Энди, здесь не Америка, – поучительно заговорил хозяин кабинета. – Это Германия, у нее свои деньги – немецкие марки. По курсу доллара цены надо делить на четыре. Сейчас за один наш грин дают четыре местные бумажки. Понял?

– Так это что? Пачка сигарет мне обойдется в пятьдесят центов? Это же другое дело! – было заметно, как обрадовался простофиля. – Слушайте, парни, – он таинственно понизил голос, переходя на более доверительный тон. – А женщины здесь сколько берут за ночь? Правду наши говорили, что каждая вторая немка имеет венерическое заболевание?

По скучному лицу майора стало понятно, что у него сложилось окончательное мнение о командировочном, и он, потеряв к Марселю всякий интерес, сухо попрощался и ушел по своим делам. На роль шпиона приезжий никак не тянул.

В архиве нашелся старый, еще немецкий, план помещений с тщательными обмерами, что значительно упрощало задачу. Собеседники наметили график работы, комендант пообещал предупредить всех руководителей подразделений об оказании помощи гостю из Центра.

Со следующего утра Марсель энергично начал инспекцию помещений первого этажа. Офицеры штаба с пониманием отнеслись к проверке. Было видно, что они не возражали сделать незапланированный перерыв, охотно делились пожеланиями о благоустройстве, просили заменить неудобную, довольно жесткую мебель времен кайзера на современную.

У Марселя горели глаза, когда он видел на столах в открытом виде стопки секретных документов, разложенные карты, срабатывали рефлексы профессионального разведчика, но сейчас у него была другая задача.

Работа оказалась довольно нудная. Прикрепленный офицер откровенно маялся, но нелегал был неутомим. То, что он оказался в штаб-квартире Главного Противника, щекотало нервы.

К заветным комнатам они добрались только на следующий день. Это были три больших помещения, между которыми прорубили проходы. Окна в целях безопасности были заложены кирпичом, хотя выходили они только во внутренний двор. Первое, что удивило разведчика, – это двери. Они остались прежними, деревянными. Конечно, это были двустворчатые крепкие массивные двери из дубовых толстых досок. Их высота составляла более двух метров. Однако для хранения стратегических секретов нужно использовать железные, лучше бронированные, двери.

В помещении стоял постоянный гул. Внутри больших железных ящиков что-то вращалось, щелкало, стучало. Из охраны на входе за приставным столиком сидел молодой солдат, вооруженный одним лишь пистолетом. Ящики с аппаратами и приборами стояли у стен с обеих сторон, и был еще длинный ряд посередине помещения. На каждом перемигивались россыпи разноцветных лампочек, сами по себе щелкали клавиши, бешено крутились бобины с пленкой.

Все это было незнакомо пожилому человеку, поэтому взгляд его скакал с одного объекта на другой, было очень сложно сконцентрироваться для запоминания. Марсель прилагал большие усилия, чтобы запомнить все, что он здесь видел. (Для сравнения попробуйте запомнить хотя бы несколько строчек, написанных на неизвестном вам арабском или корейском языке, и через час воспроизвести их по памяти.)

Вдоль рядов машин сновали с озабоченным видом не только и не столько военные, сколько гражданские. Начальник вычислительного центра был не очень рад посетителям и смирился только под приказом всемогущего коменданта. Он сам провел проверяющих по помещению, давая скудные пояснения. Марсель запомнил, что на шильдике аппарата, который начальник с гордостью называл «супермозг» стояла надпись: «Control Data CDC 6600». По соседству на ящике со столиком, где на панели располагалось не менее полусотни кнопочек, лампочек, переключателей, а изнутри вылезала узкая бумажная лента, красовалась надпись: «National Elliot 405».

Когда оперативник вышел из помещения, голова его гудела не хуже вычислительной машины. Он отправился в туалет, где, запершись в кабинке, попытался зафиксировать все на бумаге. Он прекрасно знал, что краткосрочная память потому и называется краткосрочной, что в ней мало что помещается, а поступающая новая информация – зрительная, вербальная, тактильная – уже вытесняет предыдущую. Остановить этот процесс невозможно даже заклинанием «Остановись, мгновенье».

Материалы о вычислительном центре Север срочно передал в Центр для определения ключевых объектов для уничтожения. Разведывательная миссия была успешно выполнена, и через день комендант получил срочную телеграмму из проектно-технологического бюро при Министерстве обороны США о немедленном отзыве Энди Гудрича обратно в связи с реорганизацией подразделения. Что Марсель быстро и исполнил. В разведке важно не только иметь хорошую легенду для начала работы, но и мотивированно, чисто уйти, не вызывая подозрений и последствий. Опытный ветеран еще раз продемонстрировал высокий уровень работы.

Наконец в один из вечеров после ужина мать Кристины обратилась к мужу:

– Александр, нам надо серьезно поговорить.

– Слушаю тебя, дорогая, – после пары рюмок хереса фон Шорт пребывал в благодушном настроении. Хорошо изучив характер мужа за долгие годы совместной жизни, женщина знала, когда начать важный разговор.

– Дело касается нашей дочери.

– Что с ней?

– Она страдает. Кристина без памяти влюбилась в Курта, и я боюсь, что она может наделать глупостей.

– Мне показалось, что она ему тоже нравится. Или нет?

– Мне тоже так кажется, но она переживает, что его может соблазнить какая-то другая, и она хочет еще больше привязать его к себе. Знаешь, она даже спрашивала у бабушки, не знает ли она какой-нибудь любовный приворот. Представляешь, до чего дошла наша дочь, – мать взволнованно мяла в руках салфетку.

– Что за бред, – фон Шорт налил третью рюмку, теперь чтобы немного успокоить нервы. – А что, моя уважаемая теща успела уже познакомиться с этим