Ее взгляд делается мечтательным, и она касается пальцами губ.

– Я тоже, – шепчет она.

– Я думал, что кончу прямо в штаны. – Она щурится от смеха. – О, она смеется над моими страданиями, – шутливо продолжаю я. – У меня был самый тяжелейший случай недотраха за весь отпуск.

Она снова краснеет, и это выглядит очень мило.

– Мне приятно знать, что ты была первой, кого я поцеловал.

У нее челюсть отвисает.

– Я не знала.

– Ну да, не знала. И это был лучший в мире первый поцелуй. Тогда-то я и понял, что ты девушка, созданная для меня.

– Что? – быстро переспрашивает она, ее ресницы трепещут.

Я нагибаюсь, прижавшись своей щекой к ее. Мне необходимо, чтобы она была рядом.

– Мама тоже поняла это и была недовольна. Она предупредила меня, чтобы я держался от тебя подальше. И сказала, что больше не сможет приглашать тебя отдыхать с нами.

– Так я и думала, – с придыханием говорит Лана.

Я отстраняюсь, глядя ей прямо в глаза.

– Я был в ярости из-за этого, но, что бы я ни сказал, это не могло изменить ее мнение. Кроме того, я был немного напуган. Мои чувства к тебе пугали меня. Я был еще слишком инфантильным, чтобы справиться с ними. Поэтому и выбрал путь труса. Я не знал, как сказать тебе, и не хотел делать больно. Но теперь понимаю, что мое молчание было худшим вариантом.

– Я знала, что она не хотела, чтобы мы были вместе. И прекрасно понимала это.

– Мама – тот еще сноб, ты же знаешь. Но в этом не было ничего личного. Ты нравилась ей.

Лана грустно улыбается.

– Я всего лишь недостаточно хороша для тебя, по ее мнению. Не могу сказать, что не согласна. Все эти годы я любила тебя, надеясь на ответную любовь. Но ты всегда был птицей не моего полета. Ты никогда не смог бы полюбить кого-то подобного мне.

Я закатываю глаза.

– Лана, как тебе удавалось столько времени ничего не понимать?

Ее улыбка дрогнула, и я проклинаю себя за грубость.

Не надо быть гением, чтобы догадаться.

– Прости, беру свои слова обратно. Понимаешь ли, я всегда думал, что ты знаешь о моих чувствах и понимаешь их.

Я сажусь, скрестив ноги, и притягиваю ее к себе, пока мы не оказываемся лицом друг к другу, а наши колени не соприкасаются. Я пожираю ее глазами.

– Лана, ты всегда была для меня такой. Была единственной. Все, что я делал, я делал ради того, чтобы выпустить пар… По крайней мере я так думал тогда. Ни одна из тех связей не имела никакого значения. Как думаешь, почему у меня никогда не было девушки? Почти ни с кем не встречался? Мне было не интересно, потому что я хранил эти чувства для тебя. Я не хотел выставлять все напоказ, пока не был окончательно уверен, что смогу быть только тобой. И я думал, ты обо всем знаешь, но я все испортил, мне никогда не сравниться с тобой, ты заслуживаешь лучшего. Я играл с твоими чувствами, причинял тебе боль снова и снова и всегда буду ненавидеть себя за это.

– Я испробовала все, чтобы ты заметил меня. Но тебя ничто не интересовало. Мне казалось, ты стыдишься меня. Именно поэтому мы всегда встречались наедине. Поэтому ты не хотел брать меня с собой на вечеринки.

– Черт возьми! – Мне хочется быть избитым ногами в кровь до потери сознания. – Ничто не может быть дальше от истины. Во-первых, мне нравилось проводить с тобой время наедине. Когда я был только с тобой, я мог быть собой. Ты знаешь обо мне такое, что никому больше неведомо. С тобой всегда было очень легко общаться. Я не хотел делить это с кем-то еще. Я был эгоистом и хотел, чтобы ты была только со мной. Но, должен признаться, я скрывал наше общение от мамы. Думаю, она подозревала, куда я ухожу каждый день, но никогда не упоминала об этом.

Я перебираю пальцами пряди ее волос, пока говорю, а ее глаза широко распахнуты и находятся так близко.

– Что касается вечеринок, то я не хотел, чтобы ты бывала на них, по двум причинам. – Мне не хочется признавать это, но лжи и недомолвок между нами уже предостаточно. Если мы хотим, чтобы у нас был шанс на совместное будущее, нужно становиться предельно честными друг с другом. – Я не желал, чтобы ты видела меня с другими девчонками. – Я морщусь, ненавидя себя, когда вижу знакомо вспыхнувшую боль и разочарование в ее глазах. – И еще чтобы другие девушки издевались над тобой. Я знал, что они говорили о тебе за твоей спиной. Знал, как некоторые использовали тебя, пытаясь добраться до меня, и надеялся оградить от этого.

– Ты не смог оградить меня, – печально качает она головой. – Это никуда не делось.

– Что? – Каждая клеточка моего тела напрягается.

– Другим девушкам очень нравилось рассказывать мне, как они с тобой переспали. Все знали, что я живу в поместье Кеннеди, и было очевидно, что ты мне небезразличен. Некоторые из них были очень жестокими.

– Черт, Лана, мне так жаль! Я был полным придурком, но теперь это в прошлом. Обещаю. Я докажу, что ты единственная, кого я люблю. Единственная, кого хочу. Только дай мне второй шанс.

Ее глаза снова на мокром месте, и она смотрит на меня так, будто я сказал, что Тупак жив и спокойно живет в богом забытом городке в Вайоминге.

– Ты любишь меня? – Ее голос дрожит.

– Я всегда любил тебя, даже если по мне было не видно. Я был инфантильным сопляком, который не мог удержать в штанах свое хозяйство, но мое сердце всегда принадлежало только тебе.

– А сейчас? – шепчет она.

Я притягиваю ее, усадив на колени. Мои руки крепко обнимают ее за талию, и я тону в ее пьянящих карих глазах. Маленькие янтарные пятнышки на радужке ее глаз искрятся в нетерпеливом ожидании. Она дрожит всем телом в моих объятиях.

– Мое сердце все так же принадлежит тебе. Я весь принадлежу тебе. Я люблю тебя, Лана. И готов подарить тебе целый мир, если он и я все еще нужны тебе.