зеленого.

Стоны Александра у моего горла эхом отдавались в моем пульсирующем теле, и я была уверена, что мое сердце перестало биться. Вихрь удовольствия пронесся по моей груди, и все внутри меня содрогнулось. Я никогда не испытывала такого кайфа, никогда не хотела просыпаться от него снова. Я чувствовала себя так, словно умерла и возродилась заново. Были только губы Александра на моей коже и его член внутри меня, пульсирующий синхронно с биением моего сердца.

Он усилил давление большим пальцем на мой клитор, трахая меня сзади, и я разлетелась на куски.

Ни секунды спустя он последовал за мной через край. Я чувствовала, как он наполняет меня, пульсирует внутри меня, и его груз стекает по моему бедру.

— Я люблю тебя, Эйвери. Сейчас и в любой другой жизни, — прошептал он, и я замерла. Было ли это галлюцинацией, или Александр Престон Второй действительно признался мне в любви? Я не знала, как реагировать, что сказать. Все произошло так быстро, и у меня не было времени подготовиться к этой ситуации, подвергнуть сомнению свои мысли.

Я понимала, что то, что произошло между нами, было не простым флиртом, а чем-то настоящим, чем-то древним и могущественным.

— Я тоже тебя люблю.

***

Мы целую вечность лежали без сна, разговаривая обо всем и ни о чем, пока он гладил меня по волосам и массировал плечи. В какой-то момент Александр сел за пианино и, с наполовину выкуренной сигаретой в руке, начал играть душераздирающе красивую песню.

Я знала эту мелодию так, как будто играла ее сотни раз до этого. Может быть, у меня была другая жизнь…

Ноты повисли в воздухе, каждая из них была душераздирающим криком. Они кружились вокруг меня, как водоворот, затягивая меня под свою меланхоличную мелодию. Звук был подобен шелесту плакучей ивы, ее ветви, отяжелевшие от печали, мягко покачивались на ветру.

Мелодия была похожа на горько-сладкое воспоминание, из тех, что остаются с тобой еще долго после того, как они ушли, преследуя тебя своей красотой и болью. Это была песня о любви и потере, о надежде и отчаянии, обо всем том, что делает жизнь стоящей того, чтобы ее прожить, и в то же время такой невыносимой.

Клавиши были похожи на слезы цвета слоновой кости, каждая из которых давала выход эмоциям, которые слишком долго сдерживались. Они были похожи на звук разбитого сердца, разбитого на миллион осколков, но все еще бьющегося с неистовой интенсивностью, которую отказывались заглушать.

По мере того, как песня прогрессировала, она, казалось, набирала силу, достигая крещендо, которое угрожало поглотить меня. Ноты были подобны волнам, разбивающимся о берег, их мощь была неудержима, их сила неоспорима. Они были подобны ветру, завывающему в ночи, унося с собой отголоски любви, которой никогда не суждено было сбыться.

И когда прозвучала последняя нота, она повисла в воздухе, как шепот, мягкое, печальное прощание. От этой мелодии у меня перехватило дыхание, на сердце стало тяжело от ее красоты и боли. Это была песня, которая останется со мной навсегда, навязчивое напоминание обо всем, что было потеряно, и обо всем, чего никогда не могло быть.

— Я знаю эту песню, — прошептала я, больше для себя.

Александр приподнял бровь. — О, да?

Я кивнула. — Да, я помню, как однажды играла ее…

— Весьма маловероятно, любимая. Эта песня была сочинена мной и моим бывшим учителем музыки для развлечения. Это было очень давно.

Легкий вздох сорвался с моих губ.

«Она была музыкальным гением, — призналась я, немного завидуя.

«Так и было, — заверил он меня с одной из своих улыбок, которую я никогда не могла истолковать.

Александр затушил сигарету о внешнюю стену академии и выбросил окурок в мусорное ведро, прежде чем снова устроиться рядом со мной и нежно покачивать меня взад-вперед.

Мои глаза давно закрылись, занавес между сном и реальностью приоткрылся.

— Однажды я выйду за тебя замуж, Александр Престон, — услышала я свое бормотание, прежде чем смогла взять слова обратно. Я почувствовала, как его грудь завибрировала у моей щеки, когда он засмеялся.

— Это обещание или угроза? — Я еще крепче прижалась к его телу.

— И то, и другое.

26

Я просто не могу, я просто не могу, я просто не могу. Слова Александра преследовали меня весь оставшийся день, и как бы сильно я ни пыталась разобраться в его загадочных словах, у меня ничего не получалось.

— Сохраняй спокойствие, — прошептала Николетт, когда мы шли по широкому коридору в общую комнату, чтобы встретиться с Лейлой, Ноем и Калебом. Это был первый раз, когда я снова по-настоящему оказалась среди людей, и мысль о потере контроля пугала меня до чертиков.

Мои друзья уговаривали меня наконец покинуть гнездо, и я неохотно согласилась.

— Я всегда спокойна, — заверила я ее, и она бросила на меня понимающий взгляд.

— Хочешь, я напомню тебе, что случилось с мальчиком из нашего класса? — Дрожь пробежала по мне.

— Я просто защищала твою честь, — съязвила я, прижимаясь к ней плечом. Она закатила глаза и потянула меня за собой.

У Николетт было всего несколько друзей, или, скорее, знакомых, в Академии, и она умирала от желания познакомиться с моими людьми. Она гораздо лучше контролировала себя, чем я, так что на самом деле я за нее не беспокоилась. Я, с другой стороны, всегда должна была быть начеку, готова убежать, если кто-то пострадает.

Пока мы шли по коридору, отдаленный гул голосов и смех становились все громче, пока я не смогла разглядеть открытое пространство общей комнаты.

Соблазнительный запах человеческой крови ударил мне в нос, и на секунду я сказала себе, что не смогу сделать больше ни шага, пока мысленно не пнула себя под зад и не продолжила идти.

Взявшись за руки, мы вошли, наслаждаясь знакомыми видами и звуками, которые приветствовали нас.

Комната была наполнена мерцающим светом ревущего камина, отбрасывая теплое сияние на все пространство. Запах горящего дерева смешивался с ароматом свежесваренного кофе, доносившимся от соседнего столика, где группа студентов сбилась в кучку, потягивая напитки и оживленно болтая.

На диванах, разбросанных по комнате, лениво развалились другие студенты, забыв о своих учебниках на коленях, они шутили и смеялись вместе. Звуки их голосов сливались в нежный гул, время от времени прерываемый взрывами смеха или звоном бокалов.

В дальнем углу комнаты группа студентов столпилась вокруг бильярдных столов, крича и подбадривая друг друга, когда они делали свои броски. Резкий треск шаров эхом разнесся по комнате, смешиваясь с тихим бормотанием сплетничающих вампиров.