в честь бывшего губернатора Нью-Йорка ДеВитта Клинтона, он получил юридическое образование в Колумбийском университете и, прежде чем присоединиться к семейному банковскому бизнесу, предался литературным устремлениям. Он писал пьесы, которые никогда не ставились, но всегда заканчивались взрывом, и в течение многих лет редактировал и издавал еженедельный журнал под названием "Эпоха". Шифф также работал вместе с Майером Леманом, который за два десятилетия своего пребывания в качестве попечителя редко пропускал утренние воскресные заседания совета. Часто один из его маленьких сыновей - Ирвинг, Артур или малыш Герберт - сопровождал его, когда он обходил палаты и осматривал пациентов.

Как в бизнесе, так и в благотворительности Шифф был сильным и зачастую устрашающим человеком. В то время как другие рассматривали должности в советах директоров как символы статуса или синекуры, Шифф, помогая курировать дела железной дороги или группы социального обеспечения, подходил к своей роли с фирменным энтузиазмом. Ирвинг Леман, который вырос и стал судьей Верховного суда Нью-Йорка и тесно сотрудничал с Шиффом в различных благотворительных кампаниях, вспоминал о непоколебимом подходе финансиста к обсуждению вопросов в совете директоров. Он считал, что "компромисс часто необходим в вопросах деталей и политики, но нечестен и поэтому нетерпим в принципиальных вопросах". Однако для Шиффа очень многое вытекало из его нерушимого этического кодекса и зачастую черно-белых суждений о приличиях.

На одном из заседаний совета директоров Mount Sinai Шифф узнал, что его коллега по попечительству, сорокапятилетний торговец кофе Мозес Ханауэр, объявил о банкротстве из-за неразумных спекуляций. Шифф был в ужасе. Как можно было доверить управление благотворительным учреждением человеку, неспособному вести собственные финансовые дела? Шифф жестко заявил, что отказывается работать в одном совете директоров с человеком, который не справляется со своими долгами. В конце концов он вышел из состава совета, как и его обанкротившийся коллега.

Позднее Ханауэр, разоренный и подавленный, отправился далеко за город, в Форт-Вашингтон-Пойнт на берегу Гудзона - место, где позже был построен мост Джорджа Вашингтона. Торговец прижал пистолет к правому виску и нажал на курок. Потрясенный известием о самоубийстве Ханауэра и испытывая чувство вины за то, что он мог подтолкнуть хрупкого человека к краю пропасти, Шифф разыскал шестнадцатилетнего сына Ханауэра, Джерома, который теперь был единственным кормильцем семьи. Он взял подростка в Kuhn Loeb в качестве офисного работника, обучая его, чтобы тот стал инвестиционным банкиром. Спустя десятилетия, в 1912 году, выполнив все возможные обязанности в фирме, Джером Ханауэр стал партнером, первым в истории фирмы, кто не состоял в кровном или брачном родстве с основателями Kuhn Loeb.

Неизвестно, знал ли Ханауэр на протяжении всех десятилетий работы с Шиффом об истории отношений своего наставника с его покойным отцом. Внучка Шиффа, Дороти, узнала об этом мрачном эпизоде лишь пятьдесят лет спустя, когда ей предложили стать директором Mount Sinai и она поинтересовалась у давно работавшего в больнице врача, "почему в совете директоров нет членов моей семьи". В ответ он рассказал ей историю самоубийства Мозеса Ханауэра.

 

-

В 1884 году еврейская община Нью-Йорка готовилась отметить сотый день рождения сэра Мозеса Монтефиоре, британского финансиста, который в то время был главным еврейским лидером в мире и настолько известной фигурой, что евреи всего мира отмечали его столетний юбилей как праздник. 4 февраля Шифф присоединился к группе нью-йоркских филантропов и общественных деятелей, собравшихся в ризнице "Ширит Исраэль", сефардской общины, основанной в 1654 году, чтобы обсудить планы достойного чествования самопровозглашенного еврейского посла.

Отойдя от дел, Монтефиоре направил свою энергию и состояние на защиту прав евреев по всему миру. Ни одно возмущение или кризис, казалось, не ускользали от его внимания, и он предпринял множество смелых миссий, чтобы облегчить страдания евреев. В 1840 году он ввязался в международную полемику, известную как "Дамасское дело", или "Дамасская кровавая клевета". Ложные обвинения в том, что евреи приносили в жертву христиан, особенно детей, чтобы использовать их кровь в религиозных церемониях, издавна разжигали антиеврейскую истерию, служили основанием для казней и подстрекали к массовым убийствам. В данном случае османские власти обвинили группу сирийских евреев в ритуальном убийстве францисканского монаха, после того как вырвали признание у еврейского парикмахера. Монтефиоре возглавил делегацию на Ближний Восток, где вел переговоры об освобождении девяти заключенных, которым удалось пережить драконовское заключение и пытки.

В последующие годы Монтефиоре выступал от имени преследуемых евреев в Марокко, Румынии и России; в 1858 году он безуспешно добивался от Ватикана возвращения Эдгардо Мортары, еврейского мальчика, изъятого из семьи папскими властями. Как еврейский государственный деятель, он был первопроходцем не только благодаря своим громким ходатайствам, но и потому, что он был пионером в области сбора средств, организуя усилия по оказанию помощи, которые объединили глобальное сообщество евреев в единую цель.

Как лучше всего отметить пожизненное служение Монтефиоре? На собрании "Шеарит Исраэль" Шифф сказал: "В нижней части нашего города проживает еврейское население, которое в социальном плане стоит так же низко и ничем не лучше, чем представители нашей расы в Восточной Европе, Африке и Азии", - сказал он, выдвинув идею строительства "нового квартала улучшенных доходных домов" под названием Montefiore Tenements. Участники выдвигали и другие предложения, но Шифф и его товарищи в конце концов остановились на создании давно необходимого учреждения: больницы для долгосрочного ухода за пациентами с хроническими и неизлечимыми заболеваниями - туберкулезом, раком, сифилисом, детским параличом, клинической депрессией. Шифф назвал Майера Лемана "одним из тех, кто первым заговорил о необходимости создания дома или больницы для неизлечимых больных, и он никогда не успокаивался, пока благородный идеал не был осуществлен".

Дом Монтефиоре для хронических инвалидов (позднее - больница Монтефиоре) открылся в октябре 1884 года, в день рождения Мозеса Монтефиоре, 24 октября. Заведение на двадцать шесть коек под руководством одного врача размещалось в каркасном доме стоимостью тридцать пять долларов в месяц на углу Восточной 84-й улицы и Авеню А (позднее Йорк-авеню). В день открытия оно приняло пять пациентов. Старший сын Майера Лемана, Зигмунд, был членом совета директоров. Но именно Шифф был наиболее тесно связан с домом Монтефиоре, служа в качестве президента в течение тридцати пяти лет, вплоть до года перед своей смертью.

Сначала больница обслуживала только еврейских пациентов, но через несколько лет после основания она открылась для людей всех вероисповеданий. Шифф считал дом живым "памятником еврейской доброжелательности".

Из всех учреждений, которые Шифф помогал создавать в течение многих лет, Монтефиоре была первой, и Шифф считал ее своей любимой. "Я воспитывал ее, как своего собственного ребенка", - сказал он однажды. Под его