Шрифт:
Закладка:
— То есть, — Якушин, стоящий в первых рядах экскурсантов, дёрнул себя за нос, — там нет музыки, и музыканты просто четыре с половиной минуты сидят и ничего не играют.
— Ага! Оценили, уважаемый, божественный юмор этого человека! — возликовала эрмитажная бабушка. — «Чёрный квадрат» и «Похоронный марш на смерть Великого Глухого» — это юмор. Это шутка гения. А во что превратил это Малевич? В зарабатывание денег! Нет, молодые люди, мы не пойдём смотреть мазню плагиатора. Мы останемся в залах Возрождения и будем любоваться полотнами истинных художников. Мастеров. Заметьте, не воров, а мастеров — гениев.
Бабушка Фомину понравилась. Явно блокаду здесь же в Ленинграде провела, спасая шедевры. Даже плагиатора Малевича спасла, хоть и не негативно, как к самому авангардисту, относилась, так и к его мазне.
На улице, чуть в стороне от входа, стоял комендант общежития Семёнов Тимофей Миронович. Вовка незаметно отстал от команды и протиснувшись через очередь, что стояла у входа в Эрмитаж, подошёл к бывшему комиссару. Тот осматривал местами осыпавшуюся штукатурку стен Зимнего дворца и Вовку не видел.
— У вас продаётся славянский шкаф?
— Дебил малолетний. Напугал старика. Шкаф у тебя продаётся, — Мироныч глянул Вовке за спину. — Один? Хвоста не привёл?
— Будем отстреливаться. Я дам вам парабеллум…
— Пошли. Ты знаешь, как добраться. Вовка знал, успел у Пети Иванова успел подробно дорогу выспросить разными видами транспорта.
— Можно пешком по Дворцовой набережной дойти. Заодно город посмотрим или можно по Невскому добраться до Литейного и там повернуть к набережной. Тоже город посмотрим.
— А как быстрее? — повертел головой Семёнов.
— По набережной.
— Пошли, чего время терять. Ты инструмент взял?
— Вот, — Фомин покрутил спортивной сумкой, в которой лежало что-то явно тяжёлое. — Кувалду на короткой ручке прикупил.
— Ох, не нравится мне всё это. Сначала разведаем как следует.
Кладоискатели неспешным шагом вертя головами примерно минут через сорок — сорок пять дошли до улицы Чайковского и пройдя по ней остановились у здания когда-то в доисторические времена покрашенного в коричнево-оранжевый противный цвет. Штукатурка местами была облуплена до дранки, краска в основном отшелушилось и бывший особняк Нарышкиных — Сомовых смотрелся блёкло и восторгов, как архитектурный шедевр, не вызывал. Здание было построено буквой «Г» и эта перемычка у «Г» была выше, чем основная часть. Основное здание было… Ну пусть будет двухэтажное, хотя скорее всё же одноэтажное, ведь первый этаж был явно цокольным, окна были на улице частично разрушенного тротуара. А пристрой был… Ну, пусть будет четырёхэтажным. Там тоже первый этаж цокольный, потом нормальный этаж, а два верхних этажа явно с низкими потолками. Окна совсем крохотные по сравнению с окнами второго этажа.
— Нам в пристрой, — Вовка достал листок с «картой клада» и показал на стрелочку.
— Пошли. Чего тянуть? — Не терпеливый товарищ их бывший комендант. Вовке боязно было. Оттягивал.
Событие сорок седьмое
Копаю огород. Вдруг смотрю — металлический рубль. Беру, кладу в карман. Копаю дальше. Смотрю — опять рубль. В общем, так 10 раз подряд. Неужели клад? Да нет, карман дырявый.
— Эх, Володя, Володя, — Аполлонов махнул рукой, — вот, чувствовал, что не надо с тобой связываться. И с кладом не надо. Это хорошо, что так всё закончилось. Если бы не тётка эта, то ведь могло и гораздо всё хуже выйти.
Фомин пристыжено молчал, сидя на нарах. Рядом сопел бывший старший батальонный комиссар. С кладом всё получилось хреново. Не смертельно, но ничего хорошего. Повязали их, когда стенку сломали. Милиция повязала. Какая-то тётка подсмотрела, как они стенку в кладовке рушат в тресте столовых и вызвала милицию. К счастью, клад оказался на месте и был это именно кладом, а не находкой. Почти все предметы были завёрнуты в газеты. А на газетах даты. И ни одной позже сентября 1917 года. А это значит, что сокровища все эти спрятаны перед «Декретом о Земле» и прочих всяких других декретов. И получается, что это клад. А раз это клад, то он принадлежит государству и нашедшим его положено от государства только спасибо. Ну, в их случае, так как клад просто огромен (Всё же тонная серебряных и золотых предметов) ещё будет статья в газете, что вон какие молодцы этот Фомин и Семёнов, нашли клад и сдали его государству и теперь трудящиеся Страны Советов могут в музеях любоваться предметами искусства, которые изготовили умельцы из народы и которыми неправедно пользовались помещики и капиталисты. Народное добро вернулось народу.
Зашли они в трест этот, там народу полно, точнее народу полно ломится им навстречу. Обед у служащих, и все спешат в столовую, которая рядом с трестом столовых. Удобно служащим. Поднявшись на второй этаж и никем так, и не остановленные, кладоискатели поднялись по лестнице на третий этаж. А там грохот стоит — люди работают. Мужчина в халате с плоскогубцами скрылся за дверью на которой было написано: «Артель Спецтехник». Ремонтируем пишущие машинки и арифмометры. И из комнаты грохот стоял, словно арифмометр ремонтируют с помощью такой же кувалды, что у Вовки в сумке с собой. Вовка помнил, что эта тайная комната была как раз на стыке второго и третьего этажа. Получалась хрень. Никакого стыка как бы не было. Там был коридор дальше и судя по количеству всяких верёвок с бельём и прочими житейскими предметами — это были коммунальные квартиры.
Фомин выглянул из окна этого коридора и понял, что они лишку прошли. Вернулись назад и вот там-то и нашли эту незапертую дверь, которая вела в кладовку или склад какой-то. Ну, нет. Стояли ненужные сломанные стулья. Бочка железная. Спинка от кровати одна. Мятое ведро. И стеллаж вдоль одной из стен, на котором сломанные пишущие машинки навалены горой. Вовка шестым, седьмым и восьмым чувствами почувствовал, что именно вот тут эту стену, где спинка кровати стояла и нужно ломать. Вышел, ещё раз глянул в окно — сориентировался. Точно, если клад есть, то он именно за этой стеной кирпичной. Её даже не оштукатурили.
— Тимофей Миронович, пошли ваших свидетелей звать. Чует моё сердце, что за этой стенкой клад.
— А ну как нет. Нет, так
