о том, что эти ублюдки делали с детьми. Позорная часть истории Канады. Мы с Келли знали детей, которые учились в этой школе, и видели, как она уничтожила многих из них. Некоторым удалось удрать, как нашему другу Кларенсу, который сейчас занимался традиционной резьбой по кедру-тотему на островах Хайда-Гуай.

В бар зашли приятели Келли. Поздоровавшись, они крикнули:

– Можешь завтра прийти подковать лошадь?

Он махнул огромной ладонью, подтверждая: да, конечно.

– А где Тиффани? – спросила я.

– Токсикоз.

Келли не мог скрыть гордость величиной с гору.

– Ого, не может быть! Поздравляю! – я подскочила и дала ему «пять».

В нашей семье было не принято обниматься: мы обменивались улыбками и жестами.

Ллойд договорил с каким-то ковбоем, подошел к нам и наполнил пустые кружки, предложив тост. Я уже прилично набралась, но Ллойд налил мой стакан доверху. Келли начал говорить тягуче, как техасец.

– Как прошло твое выступление? – он слегка проглатывал слова.

– Этим засранцам не понравилось слушать женщину, – вклинилась Барб.

– Они мне не поверили, – тихо произнесла я.

Особенно мне не понравилось, как Джо наклонился к Преподобному, когда я продемонстрировала результаты анализа азота и показания нейтронного влагомера. При воспоминании тело напряглось – привычная готовность к бегству. В нашей семье было не так много эмоциональных тем, которые мы могли непринужденно обсуждать. Я взглянула на приятелей Келли.

– Эти парни из лесничества не знают и того, как работать со скотом. Это чертовски тяжелая работа, а они ждут, что мы в мгновение ока перегоним наших коров с их участков. На рассвете я должен быть на коне, – высказался Келли.

Я засмеялась. Помещение начало расплываться. Покачиваясь, я пошла в туалет, вспоминая о том, как мы с Келли удирали от напряженных отношений между родителями, катались на велосипедах по лесу и бросали лассо на старые пни, словно на телят. Я вернулась к очередной кружке пива.

– Можно заставить коров двигаться, – брякнул Келли. Он был так же пьян, как и я. – Если управлять ими, как женщинами.

Я уставилась в его залитые глаза, сомневаясь, правильно ли расслышала. Оскорбительные комментарии всегда заставали меня врасплох: не ожидая услышать подобное, я пыталась изменить их смысл у себя в голове. Притворялась, что сказанного на самом деле не было, или переделывала услышанное в нечто более мягкое, часто против воли, соглашаясь с чужой точкой зрения. Но в этот раз я слишком напилась. Барб выпрямилась, хотя я была уверена, что она пьяна, как и я.

– Что ты имеешь в виду?

Мои раскрасневшиеся щеки горели. Музыкальный автомат на противоположной стороне бара перескочил на сиплый голос Вилли Нельсона, поющего о мамочках и детях[36]. Мне хотелось отключиться от разговора, убежать от того, что сейчас произойдет. Барб уперлась руками в стол, пытаясь подняться и, возможно, сообразить, что делать, как прервать разговор, что угодно, лишь бы охладить мой пыл. Ллойд весело скалился из-за барной стойки, жестами показывая, чтобы бармен подал нам еще пива, раззадоривая очередной порцией алкоголя.

– Коровы – центр стада, их единственная задача – кормить телят.

Келли завертел рукой над головой, словно набрасывая лассо на одного из них.

– Женщины не только кормят детей. Шутишь, да?

Я слишком много выпила, чтобы подавить напряжение в голосе. Во мне поднялась вся несправедливость мира. В трезвом состоянии я бы проигнорировала замечание Келли. Поняла бы, что он ляпнул это не для того, чтобы обидеть. Брат был вымотан, проведя долгую неделю в седле. Но, черт возьми, в тот момент мне хотелось задушить его!

Он продолжил:

– Главное – это бычки. Они управляют коровами.

– Ты серьезно? – миндалевидные тела захватили управление префронтальной корой[37].

Желчь в желудке взметнулась, и я оттолкнула кувшин с пивом. Барб подхватила его и предусмотрительно отошла к бару, чтобы вернуть, словно провинившегося прогульщика.

Келли пробормотал что-то еще о своих долбаных коровах.

– Мы можем делать все, черт возьми, что нам заблагорассудится. Мы даже можем стать чертовым премьер-министром, если захотим! – я резко повернулась, мое смазанное отражение дернулось в зеркале позади него. Я определенно не походила на премьер-министра. Какого черта я это сказала?

Я не слышала, что Келли говорил дальше, кроме «А?». Все плыло, я едва могла разглядеть его лицо через стол. Барб сказала, что нам пора. Я, пошатываясь, поднялась и попыталась натянуть куртку.

– Да пошел ты! – выкрикнула я уходя. Одна рука была вдета в рукав, куртка волочилась следом.

Ковбои, хлеставшие виски в баре, повернулись, один из них низко просвистел. Келли что-то прорычал, когда я, спотыкаясь, вышла из «Оверлендера», где продолжал завывать музыкальный автомат.

Я прилетела в Корваллис, страдая от самого тяжелого похмелья в жизни. Болела голова, горели губы. Зайдя домой, я рухнула на диван, положив мокрую тряпку на глаза. Дон обнял меня и сказал, что все будет в порядке, и Келли переживет это.

Однако я оказалась в состоянии холодной войны и с братом, и с теми, кто определял политику. Ирония ссоры в баре заключалась в отражении того же вопроса о сотрудничестве в природе, который я рассматривала в докторской диссертации. Организованы ли леса в основном конкуренцией? Или настолько же или даже более важно сотрудничество?

Мы упираем на доминирование и конкуренцию при управлении деревьями в лесах, урожаями на сельскохозяйственных полях и животными на фермах. Мы делаем акцент на группировки, а не коалиции. В лесном хозяйстве теория доминирования реализуется на практике посредством прополки, прореживания, удаления «лишней» растительности и других методов, способствующих росту ценных организмов. В сельском хозяйстве она служит обоснованием для многомиллионных программ по применению пестицидов, удобрений и генетических программ, направленных на выращивание одиночных высокоурожайных культур вместо полей с их разнообразием.

Разговор о рациональном использовании земли казался мне главной целью жизни. Но я уже пыталась наладить контакт с ответственными лицами и потерпела поражение. У меня были серьезные сомнения в дальнейших действиях, учитывая, как легко я почувствовала себя отверженной, как плохо справилась с ситуацией в баре.

Тем временем вырубки по всей провинции разрастались, как раковая опухоль; лесоводы уничтожали «сорные растения», словно мы находились на войне. Появились активисты, приковывавшие себя к деревьям. В районе Клакуот-Саунд шли активные протесты против сплошных рубок, но я решила, что могу принести больше пользы, если сосредоточусь на исследованиях.

Тем летом я поехала домой, в родные леса. Отправила Келли открытку с извинениями, но он не ответил. Мама рассказала, что беременность Тиффани протекает нормально; меня ранило, что брат не общается со мной. Скоро я стану тетей, и мне хотелось чувствовать себя причастной. Я решила подождать, пока