де Зальцман, узнав от нас о священной гимнастике, которая давалась в Ессентуках, попросила г-на Гурджиева прийти и посмотреть её работу с учениками. Таким образом, однажды мы пришли с ним в её класс. Ученицы, молодые красивые девушки в греческих костюмах, стояли в кругу в середине очень большого зала. Г-н Гурджиев поприветствовал их, посмотрел с интересом пять или десять минут и вышел. Через несколько дней он пришёл снова и сразу же приказал им, военным тоном, выровнять линии, поравняться направо, поравняться налево. Потом он построил всех в одну шеренгу перед собой и сказал: «Перед началом любой работы со священной гимнастикой вам нужно научиться поворачиваться». Он показал им, как поворачиваться в военной манере, эти повороты сопровождались моими аккордами на фортепиано. Я был очень всем этим удивлён. Когда мы впервые прибыли в Ессентуки, где г-н и г-жа Успенские и другие делали эти военные повороты, я не удивился. Здесь я мог представить реакцию этих молодых танцовщиц, мечтавших до этого только о грациозных греческих танцах. Но к моему дальнейшему удивлению, всё прошло гладко, и началась регулярная работа. В результате мадам де Зальцман предложила г-ну Гурджиеву часть её выступления, чтобы продемонстрировать его священную гимнастику и священные танцы.

ЛИСТОВКА ГЛАСИЛА:

В вечерней программе школы Жанны Матиньон-Зальцман:

Часть 1 – метод Жака-Далькроза

Часть 2 – система Г. И. Гурджиева

ЧАСТЬ ПРОГРАММЫ Г-НА ГУРДЖИЕВА СОДЕРЖАЛА:

Упражнения пластической гимнастики №№ 3, 9, 12, 15, 17, 21, 23

Упражнения из древних священных танцев №№ 23, 24, 25

Стоп

Фрагмент кругового танца из третьего акта «Борьбы магов» Г. И. Гурджиева

Фрагмент из мистерии «Изгнание», его же.

После большого успеха первой демонстрации г-н Гурджиев решил провести вторую. Но в этот раз он хотел дать каждому совершенно иной опыт. В новой демонстрации не должно было быть танцев Далькроза, и ничего из поставленного мадам де Зальцман. Большинство девушек были поклонницами её и Далькроза и начали протестовать. Кроме этого, поскольку девушки демонстрировали гимнастику г-на Гурджиева, он попросил мадам де Зальцман передать им, что он немного им заплатит. Это было уже слишком для них. Все они с презрением отказались от денег и начали возмущаться ещё больше. Это сильно обеспокоило мадам де Зальцман: как легко ей было потерять великую цель Работы г-на Гурджиева и соскользнуть в самолюбие и тщеславие! Но она поступила по-настоящему мудро: не было никакого намёка на оскорблённость. Со всем своим авторитетом и убеждённостью в правильности Работы г-на Гурджиева она смогла убедить своих учениц заниматься новыми «упражнениями», и после интенсивной работы демонстрация состоялась.

В театре было мало зрителей. Однако цель была не в том, чтобы собрать публику, а создать условия для новых переживаний, в первую очередь, возможно, для самой мадам де Зальцман. Она была одной из трёх ведущих танцовщиц, сопровождавших Далькроза повсюду в Европе во всех его показательных выступлениях. Чтобы работать с г-ном Гурджиевым, ей нужно было пожертвовать тем, над чем она работала с молодости.

В начале мая, во время подготовки первой демонстрации неожиданно приехал брат г-на Гурджиева. Он оставался в Ессентуках, когда мы уходили в горы. В подвале его дома мы оставили тюки, наполненные вещами, привезённые из Санкт-Петербурга, потому что боялись, что их заберут большевики. Сейчас он привёз новости, что Белая армия разыскала тюки, хотя они были аккуратно спрятаны под досками. Думая, что они нашли вещи, спрятанные большевиками, солдаты их конфисковали. Бесценный старинный фарфор был разбит, полотно распределено по больницам, а меха поделили среди офицеров. Только когда они добрались до тюка, в котором были музыкальные рукописи, подписанные мои именем, командовавший ими офицер понял, что содержимое тюков на самом деле принадлежит известному композитору и офицеру гвардии. Он приказал, чтобы остатки вещей перенесли к нему домой. К несчастью, осталось только несколько шуб, мои рукописи и несколько малоценных вещей. Офицер сказал брату г-на Гурджиева, что хозяин может приехать и забрать свои вещи, когда захочет.

Г-н Гурджиев тут же решил, что кто-то должен поехать в Ессентуки и забрать то, что осталось, а также попытаться найти ковры, оставленные им там. Мужчина не мог ехать, из-за опасности ареста либо Белой, либо Красной армией. Это должна была быть одна из наших женщин, г-н Гурджиев решил, что только моя жена сможет справиться с такой задачей. Далее следует её отчёт о путешествии.

Когда г-н Гурджиев попросил меня поехать, меня охватил ужас, потому что я никогда в жизни даже на улицу не выходила одна. До замужества обычай требовал, чтобы меня всегда кто-нибудь сопровождал; а после со мной был мой муж. Сейчас мне нужно было совершить опасное путешествие в неизвестных условиях за этими относительно несущественными вещами. Было невозможно добраться до Ессентуков через Кавказские горы, ведь война перекрыла все дороги. Мне нужно было сесть на поезд из Тифлиса в Батум, потом на корабле добраться до Новороссийска, а затем на поезде в Ессентуки. Обратно нужно было добираться тем же путём. Где я найду жильё в военное время, если вообще найду?

Друзья дали мне сопроводительные письма: одно к их другу Левандовскому в Батум, сын которого был там офицером в полку, и второе к управляющему лучшего отеля. Г-н Гурджиев знал, что в разных районах ходят разные бумажные деньги, поэтому он дал мне несколько золотых монет, которые я зашила в пояс. Кроме этого, он дал мне загадочную маленькую коробочку, в которой, как он сказал, особая таблетка, на случай крайней необходимости. Но он сказал, что будет очень доволен, если я смогу привезти её обратно. Решиться на эту поездку было сложно и для моего мужа, и для меня. Я приняла этот вызов, но признавала, что тут также были примешаны гордость и тщеславие – не показывать страха и оказаться выше этой сложной задачи.

На следующий день я села на ночной поезд в Батум. Путешествие по железной дороге было ужасным, мужчины и женщины ехали вместе в переполненных купе. Я проплакала всю ночь, но, к счастью, я не могла даже представить то, что ожидало меня впереди.

Утром я прибыла в Батум и сразу же пошла в гостиницу со своим письмом. Хозяина не было на месте; я разговаривала с его сыном, отвечавшим, что ему очень жаль, но у них вообще нет свободных номеров, а предоставить мне кровать в гостиной или столовой он не мог, поскольку все они были переполнены раскладушками